Пётр Столповский - Про Кешу, рядового Князя

И пошел разнобой:

— Здрасьте…

— Здра жела…

— Плохо здороваетесь, не по-военному! Ведь вас учили на призывных пунктах. Еще раз: здравствуйте, товарищи призывники!

— Здра жла тващ кптан! — звучит негромко, но дружно.

— Это другое дело, — улыбается капитан, и улыбка сразу выдает в нем добряка. — Поздравляю вас с началом воинской службы!

— Служим Советскому Союзу!

— А вы почему молчите? — спрашивает капитан Кешу.

— Попал вот такой к нам, — бормочет недовольный сержант. — Не то блатной, не то клоун.

Вот оно — преимущество всякого, даже микроскопического начальника: он тебя поливает, как хочет, а ты стой и молчи, как в рот воды набрал. О том, что сейчас разумнее вести себя смирно, Кеше подсказывает даже не благоразумие, а скорее инстинкт самосохранения. Он понимает, что этот добряк капитан и не подумает хватать его за лацкан, но от этого ему, Кеше, легче не станет. Капитан будет действовать хладнокровно и до обидного точно — в этом Кеша не сомневается.

— Да, нарядились вы странновато, — замечает капитан, разглядывая Кешу. — Ну, клоун — это, конечно, слишком, однако выглядите вы экзотично для нашей скромной казарменной обстановки.

Кеше неловко под спокойным, внимательным взглядом ротного. Хотел ведь еще дома, в Вычедоле, оборвать со штанин бахрому, так нет же, решил блеснуть! Шмыгнув носом, Кеша поправляет блин и исподлобья поглядывает на капитана.

— Это, товарищ капитан, светлейший князь Кэша Журавлев, — не выдерживает дневальный. — Представлялся нам тут.

— Киселев, балда! — поправляет Кеша и с беспокойством смотрит на капитана: вот сейчас он ему за «балду»!..

— Неужто и впрямь светлейший князь? — изумляется ротный, и на губах его — ироническая улыбка. Сам, наверно, еле удерживается от пары увесистых шуточек. — Ну, это не самое страшное. Психиатров в роте, правда, нет, но это само пройдет, уверяю вас. Только вот ругаться здесь нельзя. Запомните это сразу, а то у нас не любят повторять.

Это «не любят» произносится по-особому. У Кеши тут же возникают нехорошие ассоциации — не посевные площади казарменных полов, гауптвахта и даже «хорошее» место, на которое намекал дневальный.

Капитан сгоняет с губ ироническую улыбку и окидывает призывников цепким взглядом, который словно бы говорит: «Нуте-с, кто же вы такие и на что годны? Посмотрим, посмотрим…»

— Знакомиться мы будем немного позже. А сейчас коротко скажу, что вам предстоит делать в ближайшее время.

Предстоит, оказывается, всего ничего: пройти курс молодого бойца — «карантин» на солдатском лексиконе. В этом «карантине» новобранцы будут переоценивать некоторые ценности. Они, например, поймут, что лишняя минута отдыха — высшее на земле благо. Что работа, как ни странно, лодырей любит, потому что к ним, к лодырям, наряды вне очереди липнут, как жвачка к штанам ротозея. Предстоит еще впитать в себя цикл лекций об армии, уставах, обязанностях, которых уйма, а также о правах, которых негусто. В общем, предстоит сущий пустяк: вытравить из себя гражданскую прохладцу, придать мышцам свойства металла, изучить, как свои пять пальцев, технику, усвоить прочие премудрости солдатской жизни… Короче, предстоит стать военным человеком — уж чего проще!

— Командиром вашего взвода на курсе молодого бойца будет сержант Шевцов, — продолжает ротный.

При упоминании о сержанте Кеша кривится. Он встречается взглядом с Шевцовым, который стоит рядом с капитаном. Тот, чуть заметно ухмыльнувшись, разводит руками: ничего, мол, не поделаешь, земляк, твоим воспитанием придется заниматься лично мне. Прискорбно, но факт.

— Это дисциплинированный, знающий свое дело младший командир, — нахваливает ротный. — Он многому вас научит.

Кеша понимающе кивает: дескать, этот научит свободу любить, знаем его.

— Ротным командиром у вас буду я.

Ну, это еще куда ни шло.

— А сейчас, товарищи курсанты, вас ждет баня и военное обмундирование. Шевцов, ведите взвод.

— Есть! — Сержант делает шаг вперед. — Нале-во! Слева по одному шагом марш! Строиться у казармы!

— Князь, уловил? — окликает Кешу дневальный. — Баня тебя ждет!

— Не пугайте, Марфутин, — улыбается капитан. — Мы с рядовым князем Киселевым еще послужим верой и правдой.

Ох и баня! Ух и баня! Есть ли на свете что-нибудь лучше бани? Кто скажет, что есть, тот никогда не был в настоящей бане — с парилкой, с березовым веничком! Тот не ощущал на своей коже целебную силу адского жара и не знает, как могут приятно неметь конечности, как тело может ровно ничего не весить. Кажется, оттолкнись ногой от пола, и ты прилипнешь к седому от пара потолку, как воздушный шарик. Невесомость!

Новобранец Калинкин понимает, видать, толк в бане. Шагая рядом с Кешей, он время от времени потирает руки в предвкушении удовольствия.

— Парни, — говорит он, — хотите стихотворение про баню? Сам придумал!

— А ну!

— Разговоры в строю! — строжится сержант.

Кеша косится на Калинкина и тихонько спрашивает:

— Ты медкомиссию проходил?

— Проходил, а что?

— Да так… Думал, графоманов не берут.

— У самого уши прозрачные, — беззлобно отвечает парень.

— Прекратить разговоры!

Ну и слух у этого сержанта! Далеко пойдет с такими локаторами.

В раздевалке стриженые сдирают с себя гражданские одежды, словно соревнуются, у кого больше отлетит пуговиц. А чего жалеть, если сейчас им выдадут настоящее военное обмундирование? С погонами! С ремнями, на которых жарко сияют увесистые медные бляхи! Правда, сержант сказал, что желающие могут отослать одежду домой, но кто ж этим станет заниматься? Чай не бедные!

— Эй, парень, ты что про баню сочинил? Валяй!

— Поэма или роман в стихах?

— А вот слушайте:

— Во дает! Ротным поэтом будет!

— Слушай, ты чего лапшу на уши вешаешь? Откуда в предбаннике телевизор?

— Кончай придираться к парню. Свободный полет мысли!

— Все правильно — поэма о повышении благосостояния народа.

Брызжут в разные стороны пуговицы — белые, черные, желтые, синие. Колышутся и мелькают загорелые ребячьи тела, стриженые головы. Трещат и порхают крыльями презренные гражданские рубахи, куртки, пиджаки, брюки. Все это слетается в огромную кучу под названием «макулатура».

— Э-э! А где ж обмундирование?

— Правда, где? Я голым королем служить не собираюсь.

— Спокойно, старшина сейчас привезет, — поясняет Шевцов. — Марш мыться!

— Парни, куда нас завели? — кричит кто-то, как резаный.

— Как куда? Вроде, в баню.

— Иди глянь — морозильник! Трубы ледяные!

— Шутишь или смеешься?

— Иди, иди, засмеешься!

Бесштанная масса плотно залепляет двери в банное помещение и разочарованно гудит. От бетонного пола веет холодом, как в пасмурное утро после ночного дождя.