Николай Рыжих - Избранное

На сцене за красный стол усаживается президиум. И Магомедыч попал туда, топтался позади всех. Для такого торжественного случая он нацепил все медали и ордена. Причесанный.

«А как же тогда жить, если разойтись? Но и по-другому нельзя… Ничего не получится по-другому. Ну, пусть одну, а может, двоих даже девчонок судьи оставят, там тоже люди… поймут. Да и не в этом дело. Девочки-то как? Старшая вон уже все понимает, глазенки серьезные, утром и не подошла даже, большенькая уже. Как же они? А «оладушка» как без меня будет? Что же делать, что придумать?»

И вот на трибуну вышел председатель с папкой. Сияющий. Ванька рассеянно глянул на него, на президиум. «Ненаших много, подвалило начальство из района да из области… Может, с проверкой какой приехали?»

Геннадий Семенович разложил перед собой бумаги, отхлебнул водички, окинул всех сияющим взглядом… «Как артист какой», — подумал о нем Ванька.

— Товарищи! — начал он. — Мы собрались… — Он говорил красиво, гладко, цветасто. «Вот шпарит, вот шпарит… Небось ни в каком слове ошибки не сделает». — …несмотря на короткую биографию нашего колхоза, несмотря на условия Крайнего Севера, мы с вами, товарищи, построили… — и он начал перечислять, что и в каком году построили.

«А как строили, — думал Ванька, — особенно после Василия Васильевича… хоть цемент, когда этот Дворец строили, хоть стекло или тес… стекло особенно: то пургою побьет, то при выгрузке. Откроешь ящик, а там одни куски. Куда их? Конечно, списать, колхоз-то богатый, миллионы в банке лежат, другим колхозам взаймы дает на покупку флота. А толь? Кто только не тащит? Сам собирается в тундру на охоту, берет рулончик, там и оставляет, не тащить же этот толь назад? Да что там… вон Чомба тащит что ни попадя. И дом, и сараи, и заборы из всего колхозного. И себе и Федору… Да Чомба — ладно, перевозчицкая зарплата шестьдесят рублей, а сам-то! Он не утаскивает, а так берет. Что захотел, то и взял, хозяин же. И зарплата семьсот рублей, в два раза больше, чем у простого колхозника, а все равно… и себе и своим дружкам-приятелям. Мишку через это и выжил из колхоза».

Это года три назад подлетел Геннадий к Мишке, Мишка поликлинику вел:

— Михаил, сюда.

— Слушаю, Геннадий Семенович, — подошел Мишка.

— Пару кубометров теса приготовь.

— Вам, я уже отвозил… Там и террасу обшить хватит, и на забор. Плотников через пару дней пришлю, как договорились.

— Не мне, в комбинат.

— Ихнему главному инженеру небось?

— Небось да.

— Горбыля могу, а теса нет. На приемный покой не хватает.

— Такой пустяк… что ты за строитель, если изыскать не можешь?

— Да где же изыщешь, если нету. Хоть и пустяк. Горбыль вон пусть берет. Потом… ведь это все колхозное.

— Ну… — Геннадий замялся, при всех неудобно было говорить подробно об этом. — Зайдешь в контору, потолкуем.

— Если за этим, то и толковать нечего.

— Миша, не для себя стараюсь. Для колхоза, понимаешь? В комбинате есть бочкотара, знаешь, весною как она нам нужна? Это, надеюсь, ясно?

— Да ясно, — поморщился Мишка, — чего ж тут неясного? Бочкотара государственная, тес колхозный, бочкотара нужна колхозу, тес — главному инженеру на забор. Чего ж неясного? Наливай да пей.

— Миша, ты упускаешь одно: это все для колхоза. Ты это упускаешь.

— А ты упускаешь устройство нашего государства.

— Боже мой! Куда хватил. Уж не учить ли меня собираешься?

— Не.

— Тесу два кубометра отвезешь.

— Не. И мастерам скажу, чтоб не отвозили.

Так и не отвез… но на другой год Геннадий послал Мишку в командировку в Пахачу, причалы строить. Когда Мишка возвратился, на его месте — начальником стройцеха — работал другой человек. Мишка остался в мастерах…

А через полгода они поцапались капитально, не из-за пустяка уже. Мишка вел теплоцентраль по «Черемушкам». Тут к возвращению флота с путины должно было подъехать районное да областное начальство — вручать знамя переходящее за первое место, грамоты разные.

— Михаил, — прибежал Геннадий на участок, — сворачивайся! Давай зальем площадки возле складов, спуск к причалам, тротуар возле конторы. Это надо срочно… используешь быстростановящийся раствор.

— Погоди, Геннадий Семенович, — остановил его Мишка. — Ведь скоро морозы, пурги. Если я сейчас теплотрассу не проведу, зимой одна морока будет. Ведь замерзнет все, грунт придется бить отбойными молотками, над рабочим местом сооружать навесы. Представляешь, сколько канители? А начальство и по грязи протопает. Мы же ходим. А может, и подморозит.

— Миша, мы не понимаем друг друга.

— Конечно нет.

— Тогда по-другому: я приказываю, ты исполняешь. Я председатель в конце концов, я командую.

— Выбрали, вот и командуешь. Давай рассмотрим этот вопрос на правлении?

На правлении этот вопрос, конечно, не обсуждался. Мишка не стал возиться с тротуарами, но после постройки теплоцентрали Мишкина должность сократилась. Пару месяцев помотался Мишка в бригаде и ушел в «Тумгутум» сразу на должность начальника участка.

«Эх, хе-хе, хе-хе, — грустно подумал Ванька, вспоминая своего друга. — Нету верного товарища, и душу не с кем отвести. Был бы Мишка рядом… гляди, еще и Володька из колхоза уйдет. Но Володька не уйдет, его никакими пряниками не заманишь, не та кадра… А с ним тоже как обошелся? Еще хуже, чем с Мишкой. Нагрянул с инвентаризацией, когда у Володьки завал работ был, хорошо хоть растраты не обнаружилось».

— …досрочно, из года в год на протяжении десяти лет управляемся с полевыми. Наша продукция…

«Ведь врет… после Василия Васильевича то и дело какие-нибудь неполадки… то вовремя не уберем, дожди прихватят, то помещение для зимовки не готово…»

— …наша птицеферма расцветает с каждым годом. Я позволю себе привести некоторые цифры…

«От дает, — грустно думал Ванька, — расцветает… показатели… в прошлом году ракушкой не запаслись, яйца всю зиму без скорлупы были. В тундру Магомедыч вывозил, чтоб территорию не гадить…»

— …увеличили флот до двадцати трех единиц, освоили новые места промысла и добычу новых пород рыбы. Наши суда бороздят воды трех морей и самого большого в мире океана. Валовая добыча продукции…

«Да-а-а… ну кому глаза замазывает? — думал Ванька. — Красная рыба почти перевелась, рыбнадзор запретил ловить ее. А сколько ее было, сколько ее было! Пацаны крючками за бок ловили, на поддев. И зачем надо было ее в речке-то ловить? Да еще по четыре плана. Навыхвалялись. Да и селедка, хоть жировая, хоть нерестовая. Где она? Уж сколько лет в Анапку да и Пахачу на путину не ездили. Теперь по океану гоняются за какой-то саблей, а эту саблю, наверно, никто не ест. А в Пахаче как душили селедочку сначала, когда только открыли добычу! «Главное, Проскурин, деньги, они погоду делают… результаты». Юрия Алексеевича с дядей Сашей чуть не съел за то, что они запретили выкидывать нестандартную, хорошо, что комиссия приехала из министерства, а то бы досталось… А теперь и на удочку не поймаешь».