Владимир Зуев - Тропинка в небо [Повесть]

— Ну, хлопцев еще можно понять — донжуанят, распускают хвост перед простушками, а тебе-то зачем?

— А я что — рыжая? — обиженная тем, что ее отделяют от остальных, ответила она. — Я тоже распускаю хвост. Тоже хочется какого-нибудь простачка завлечь.

— Разговорчики в строю! — прикрикнул майор и нагнувшись — трр, трр — располосовал Манюшкину гордость и красу.

Неудачна начался день. И продолжался неудачно. Едва успев после завтрака привести в порядок брюки, Манюшка вместе со своим четвертым взводом попала на урок физкультуры. Повисев сосиской на перекладине, грохнулась с брусьев и получила жирную, как навозная муха, двойку. Преподаватель, бывший фронтовик-старшина, пожилой (на ее взгляд) мужчина лет двадцати восьми, смотрел сочувственно.

— Ничего другого не могу, — словно оправдываясь, сказал он. — Если бы ты хоть сбежала, был бы пропуск, но не двойка.

— Спасибо за подсказку, — буркнула не глядя на него Манюшка.

— А вам должно быть стыдно! — обрушился преподаватель на спецов. — Двадцать девять здоровых бугаев, все хорошо работают на снарядах… ну, за исключением некоторых… и не могут одну девочку довести до ума!

— Довести-то хоть кого можемо, — попытался сострить Мотко, но, видимо, вспомнив, что он лучший гимнаст в школе и упрек адресован в первую очередь ему, конфузливо умолк.

— Вот и доведите! — поставил точку не склонный к юмору «физкультурник».

Настроение, испорченное командиром батальона, упало еще ниже. Матвиенко, разлетевшийся было с утешениями, получил грубую отповедь и отвернул в сторону, вспыхнув «от винта до хвоста». Досталось и Захарову, попытавшемуся вразумить Манюшку («Сама виновата, Марий, бегаешь с физкультуры, ни к кому не обращаешься…»).

— Княгиня, — влез в перепалку Трош, — не обращайте внимания на этих плебеев. Что они понимают в женских прихотях и капризах! Для них что нежная душа женщины, что кусок кирпича в груди какого-нибудь солдафона-помкомвзвода…

— А тебя, Барон, не целуют, ты и губами не чмокай!

Остальные уроки прошли тягомотно, в тоскливом гадании: постригут или не постригут? С одной стороны: почему для нее должны делать исключение? До сих пор не делали. Да она и сама не хотела. А с другой стороны — невозможно было представить, как будет происходить эта позорная и унизительная процедура переодевания и пострижения в двоечники именно с ней. И как она потом будет глядеть ребятам в глаза, она, входившая в пятерку лучших учащихся взвода — «головастиков», бравшая на буксир отстающих, замкомсорга, ратовавшая за повышение успеваемости и, случалось, обрушивавшая громы и молнии на стриженые под ноль головы двоечников. И потом… Ну, все-таки, она девочка, и одно дело — носить мальчишескую прическу (она, кстати, ей к лицу) и совсем другое — быть оболваненной, как тифознобольная, и сверкать неприлично босой головкой. Нет, это непереносимо! И Манюшке вдруг страстно возжаждалось, чтобы на этот раз для нее было сделано исключение. Должны же они понимать: без исключений просто нельзя, раз само ее пребывание в спецшколе — исключение…

Однако едва прозвенел последний звонок с занятий, еще преподаватель не вышел из класса — в дверь заглянул капитан Тугоруков. Он обвел внимательным взглядом повернувших к нему головы спецов, задержался на Манюшке и вдруг осклабился. И она поняла, что пощады — исключения — не будет. И у нее мучительно, до боли, зачесалась экземка на левой лодыжке — память о том счастливом и несчастном дне, когда всем принесли весть о Победе над Гитлером, а ей — похоронку на отца.

— Пришли, понюхали и пошли прочь, — машинально прокомментировал Архимед, когда голова командира роты исчезла за дверью.

После обеда при выходе из столовой капитан задержал Манюшку и присоединил к группе двоечников, толпившейся справа от него. Вид у спецов был оживленный, как будто им предстояло отправиться по крайней мере на вечер в женскую школу. Каждого новичка, присоединяемого к ним мановением капитанской десницы, они встречали ехидными возгласами.

Пощелкивая пальцами, командир роты повел штрафной отряд на четвертый этаж в кастелянтскую, где дородная тетя Фрося быстро оболванила всех под ноль-ноль и обменяла зимнее обмундирование на хебе бэу.

— И ты попалась, девка? — сочувственно задала она риторический вопрос. — Ее-то бы не надо позорить — ить одна на всю школу.

— Тих, тих, тих, — пресек критику капитан. — Делайте свое дело без комментариев.

«Гражданская казнь» закончилась у командира роты в кабинете. Перекатывая во рту конфетку и бдительно следя, чтобы никто ни на миг не нарушил стойку «смирно», Тугоруков прочитал часовую лекцию по истории авиации и в заключение сказал каждому несколько напутственных слов. Манюшке достались следующие:

— Это закономерно, что вы сюда попали, Доманова. Все начинается с малого, В армии пустяков нет. Сегодня вы не почистили пуговицы, завтра не выполнили приказ, послезавтра совершили предательство…

— И что, спасения уже нет, если не почистил пуговицы?

— Тих, тих, тих, разговорчики. Шагом марш на самоподготовку!

Во взводе Манюшку встретили шуточками и смехом.

— Княгиня, разрешите предложить свои услуги по вольтижировке и верховой езде, — величественно приблизившись, поклонился Барон. — Каждый вечер в спортзале от девятнадцати до двадцати. Со своей стороны покорнейше прошу давать мне уроки английского. Вы же знаете, княгиня, что будучи уроженцем Шотландии, я не вполне владею лондонским произношением.

Ну вот, и ничего страшного. Хотя, надо признаться, ничего, конечно, и хорошего нет, и за голую макушку все-таки стыдно. Так что лучше не повторять…

— Барон, будьте добры, принесите с вешалки мою шапку.

Они уединились за доской. Втянувшись в задачу, не замечали и не слышали, что шум в классе становится все беспорядочнее и громче. Уже «на Камчатке» заголосил джаз, уже Синилову стали за какую-то провинность загибать салазки, уже у преподавательского стола образовалась свалка…

И вдруг грянула тишина. Вот ее-то Манюшка и Трош услышали. Выглянув из-за доски, они увидели грузную фигуру начальника школы у двери и замерших в разных уголках класса спецов — расхристанных, взлохмаченных, с растерянными и глупыми лицами.

— Что за сумасшедший дом! — загремел начальник, оглядывая свое примолкшее войско. — Безобразие! Кто помкомвзвода?

Славичевского в классе не было.

— Отлучился в библиотеку, товарищ начальник школы, — отрапортовал Мотко из-за своей парты.

— Командиры отделений? — еще повысил голос Пятериков.

Из командиров отделений были Трош и Мутер, но они прикусили язык и не двигались с места. Все было ясно: решили уйти в нети.

— Один болеет, двое ушли с помкомвзвода, товарищ начальник школы, — шагнул к нему Козин.