Григорий Терещенко - Медсанбат

— Передайте об этом Травинскому.

— Я ему уже доложил, он к вам послал.

— Ну, тогда вступай в должность связного.

— А может, я лучше стрелком в первые окопы?

— Отставить разговоры!

— Есть быть связным!

Шевченко уже как бы видел противника, который, преодолев десять-пятнадцать километров незащищенной полосы, не остановится и пойдет дальше, разведав нашу оборону, попытается ворваться в село или обойти с флангов. У медсанбата нет резерва. Чем он усилит то место, куда ударят фашисты? Придется снимать с других участков.

А тем временем он там и ударит. Немец не дурак. Драться! До последнего вздоха драться! А пока есть время, надо готовиться к бою. Эх, самим бы атаковать противника! Но какими силами? Да и выводить отсюда медсанбат и роту химиков опасно.

Шевченко приказал старшему лейтенанту, командовавшему ротой химиков, прибыть на стык подразделений.

— Ох уж этот сухой паек, — услышал, лейтенант голос Широкой. — Вроде и не было обеда. Как только дотянуть до ужина?

Копейкин чуть отстал и посоветовал Анке:

— Ты сухарей не жуй, а кусками глотай. Тогда они будут медленно разбухать, и есть долго не захочется.

— Спасибо за совет, при случае воспользуюсь.

Какие только мысли не приходили в голову капитана Криничко, пока он возвращался из штаба дивизии. Он понял, что там паника. Командир дивизии растерялся. С одной стороны, ему приказано, несмотря на окружение, наступать и брать новые населенные пункты, с другой стороны, он понимал, что наступать сейчас нет никакого резона, пока не будет разорвано кольцо окружения. Его соединение только успело занять позиции дивизии, которая должна была отойти на формирование. Тылы растянулись. Часть полковых подразделений оказалась оторванной.

Криничко вспомнились слова комиссара дивизии: «В окружении действуйте более самостоятельно. Умейте быстро передвинуться, свернуться, а может быть, и самостоятельно с оружием дайте отпор. Ничего не поделаешь окружение. А главное — берегите людей».

На долю капитана Криничко выпало еще одно окружение. Но то было лето. А сейчас лютая зима.

Вспомнился приморский город. Не сразу он пал. И тогда, когда в городе были немцы, горстка бойцов и командиров, забравшись в окопы, сделанные в береговом ракушечнике, вела бои. Надежда была на то, что за ними придут суда и вывезут. На третий день утром, когда еще не рассеялся туман, подошли катера. «Ура! Ура! За нами пришли!» — раздались возгласы, и бойцы стали выбираться на берег. Но радость была преждевременной: по ним ударили прямой наводкой немецкие пушки. Со стороны моря бойцы оказались уязвимыми.

Как только скрылись катера, наступило горькое затишье, больше половины бойцов и командиров погибло.

В братской могиле здесь были похоронены пятьдесят семь человек.

Постояли молча, опустив головы, разошлись.

— Командиров прошу ко мне! — произнес майор. И когда его окружили двенадцать командиров, он сказал: — Последняя надежда у нас лопнула. Никакие корабли за нами не придут. Это факт! С наступлением темноты будем группами пробиваться к своим.

А ночью, когда они выбирались из окружения, случилось самое страшное: на Криничко и его товарищей набросились немцы.

— Хальт! Хенде хох! — раздалось со всех сторон.

«Все. Плен!»

«Ничего, — подбадривал его майор. — Не падай духом. Сбежим! Входи в роль повозочного. Ясно? А я повар!»

— Шнель! Шнель!

Утром их погнали на вокзал и втолкнули в товарный вагон.

Каждому бросили по брикету пшенной каши.

— Что за пополнение? — захныкал толстячок. — И так дышать нечем. Как сельдей в бочке!

— Терпи, папаша, атаманом будешь!

— Хоть бы, сволочи, воды дали на дорогу.

— Хорошо, хоть пшенку дали да две параши на вагон. А снаружи уже набрасывали засов.

— Куда же они нас?

— Может, в самую Германию?

— Да мы же в дороге передохнем.

— Надо было лучше драться!

— А сам-то ты как сюда попал? Штык в землю?!

— Меня контузило...

Эшелон тронулся.

— Будем, товарищи, готовиться к побегу, — сказал майор.

— Вы что! — простонал толстячок. — Погубите себя и нас. Узнают немцы, всех расстреляют!

— Заткнись, гад! — сказал Симко, который попал в плен вместе с капитаном. — Через таких, как ты, подлецов, могут и дознаться.

— Свяжите его, заткните глотку и под нары! — крикнул Криничко. — У кого есть нож?

— У меня маленький, перочинный, — ответил Симко.

— И у меня. Я припрятал, только что это за нож...

— Да, ими только хлеб резать. Но ничего не поделаешь. Будем резать пол.

— Этими ножами?!

— Другого выхода у нас нет.

И резали. Вернее, отколупывали по маленькому кусочку. Три часа не прекращалась работа. Но эта затея оказалась напрасной, у прорезанной дыры нащупали металлический швеллер.

Майор предложил прорезать дыру у двери, чтобы откинуть засов. Стенка вагона значительно тоньше, чем пол.

Опасно, конечно, но другого выхода нет. Никто не спал. Успеют ли до утра? Утром могут обнаружить, и тогда… Каждый понимал, на какой риск пошли. Вот-вот покажется солнце. А еще резать и резать... А состав встревоженно рвется вперед, отстукивая полосами километры. Опережая его бег, летели тревожно мысли у Криничко: что ждет этих людей? Теперь немцы не простят, увидев их ночную работу... Пленный. Разве так он представлял войну! Уже поднялось солнце, когда, наконец, появилось маленькое отверстие. Все облегченно вздохнули. Все же наметился, хоть и маленький, но путь к свободе. Вот уже можно и руку просунуть. Майор пытается достать засов. Нет, надо еще резать, не пролазит рука.

В вагоне тишина. Только лязгают буфера да скрипят доски вагонной обшивки. Хорошо, как говорится, что в точку пополи — там и надо было вырезать отверстие, С трудом отбросили засов и раздвинули вагонную дверь. В ее квадрат врывается свежий утренний ветер. Свобода! Но каждый понимал, это только первый шаг к свободе.

— Товарищи, сбор вон в том лесочке, что виднеется вдали, — сказал майор.

— А что с этим связанным?

— Смерть предателю! — произнесли десятки людей.

— Да пускай остается в вагоне. Поработает в Германии, умнее будет.

— И то правда.

Поезд набирал скорость.

Криничко кубарем полетел под откос. Упал на что-то твердое. Почувствовал страшную боль в ноге.

Охрана заметила прыгавших из вагона пленных. Застрочил пулемет.

Скорее в кукурузу! Огнем горит нога, теперь не уйти. Присел, а подняться не смог.

— Что с вами? — над ним склонился Симко.

— Ногу подвернул...

— Сильно? Давайте я вас понесу.

В лесу, на указанном мосте сбора, не нашли никого. Где майор? Где красноармейцы, вырвавшиеся из плена? Не все же они погибли? Может, изменили маршрут, пока они добирались. Заснуть нельзя — болит нога, ноет бок.