Лилли Промет - Девушки с неба

— Какие небрежные! И что из них выйдет!

Однажды, наблюдая, как Мария причесывает свои светлые волосы, Нелли сказала:

— Мама, а ты у нас красивая, — и почему-то тяжело вздохнула, — мы тебя любим.

— Кто «мы»?

— Я и отец, — объявила Нелли серьезно.

Да, Мария красивая. Под черными широкими бровями сине-зеленые глаза, прозрачные, удлиненные, как огуречные семечки, маленький рот, прямой тонкий нос. У нее осиная талия и красивые ноги, держалась она прямо, словно аршин проглотила, ходила резкими шагами, выпятив грудь и подняв голову, и от этого ее движения казались скованными, как у заводной куклы. Мария могла неожиданно фамильярно подтолкнуть локтем, шутя дать затрещину или неосторожно отпихнуть кого-нибудь руками. Она умела быть то серьезной, грубой, сердитой, то ласковой, нежной, веселой, милой и даже немного пошлой.

Но когда по вечерам она пела, держа гитару на коленях, она сама перерождалась и все вокруг нее становилось особенным, светлым.

Она очень нравилась Кристине.

Вчера поздно вечером Мария принесла домой волнующую новость — будто Сталин в Москве в метро произнес речь. Люди сообщали об этом друг другу, но толком никто ничего не знал. Тогда Мария побежала к директору — иногда директор знал больше всех, но Варенька покачала головой:

— Искандер уехал после обеда в район и еще не вернулся.

Директорский дом был полон народу. Конюх, бригадир из Старого Такмака и люди с молочной фермы — всех интересовало одно и то же.

— Посиди! — пригласила Варенька. Но Мария не входила, беспокойство и волнение гнали ее дальше, туда, где было еще больше людей.

Во дворе она встретила Татьяну.

— Не ходи. Салимов в районе, — сказала Мария. — Варя тоже не знает.

Они вместе вошли в сельсовет. Два деда курили там самокрутки, они знали столько же. Мария безнадежно махнула рукой.

— Чего ж ты тогда спрашиваешь?! — обиделся дед.

— Завтра седьмое ноября! А ведь Гитлер бахвалился, что в этот день будет маршировать по покоренной Москве…

Какие новости из Москвы?

С этой мыслью Мария проснулась утром, привела в порядок постель, налила Нелли кружку молока и нетерпеливо спросила Кристину:

— Ты готова?

— Какая плохая погода! — беспокоилась Тильде.

Мария вышла на кухню, нахмурив брови, и сердито натянула варежки, Тильде помогала Кристине завязывать платок узлом на спине.

— Ох, какие вы беспомощные! — сердито пожалела Мария. — Такие неприспособленные! Кушаете красиво, вилкой и ножом, а от трудностей раскисаете.

Тильде спросила обиженно:

— Думаете, я не видела трудностей?

Посиневшая от холода хозяйка Фатима вбежала, держа в руках ритуальный кувшин.

— Пошли! — сказала она, дрожа под своим тоненьким платком.

К площади Карла Маркса двигалось все население деревни. Ученики шли колонной. Падающий снег оседал на ресницах и груди, а сухой ветер обжигал, останавливал дыхание, бил в лицо, ставил на пути грозно дымящиеся, крутящиеся столбы снега.

Высоко над головами развевались красные флаги. Ветер обматывал их вокруг древков и тут же с хлопаньем разворачивал. Как спекшаяся кровь, темнели флаги в белом буране.

Почему мы отступаем?

Враг оккупировал часть Украины, Белоруссию, Молдавию, Литву, Латвию, Эстонию, угрожает Ленинграду и Москве. Фашисты грабят и разрушают страну, истребляют народы. Сколько это еще будет продолжаться?

— Товарищи! — говорил Искандер Салимов с высокой трибуны на площади Карла Маркса. — Фашистский «блицкриг» провалился! Все помнят, как немецко-фашистские оккупанты грозились расправиться с Советским Союзом и за два месяца дойти до Урала.

Все помнили.

— Успех врага временный! — воскликнул Искандер Салимов. — Скоро у нас будет больше танков и пушек, гранат и мин, будет мощнее и авиация. А опорой нашей армии является ее единый и мощный тыл!

Это и были московские новости.

Но жители Такмака, две далекие тыловые деревни, как они должны участвовать в этой борьбе?

— Мы многое можем, мы даже сами не знаем, как много мы можем. Мы должны давать больше хлеба. Любой ценой!

Оратор стряхнул с лица снег, он стоял, обнажив голову, гневный и прекрасный. Эта белая буря была полна его призывов и восклицаний!

— Усилие, выдержка, мужество — и на нашей улице будет праздник.

Сейчас это был не тот Искандер Салимов, каким запомнила его Кристина после первой встречи. Ей почему-то вспомнилось, как жена директора держала в пальцах кусок селедки и давала ребенку пососать.

«Смотри, Искандер, как ей хочется солененького!» — воскликнула Варя, и Салимов улыбался ей.

«Они любят друг друга», — подумала Кристина и посмотрела вокруг себя. На площади Карла Маркса были только женщины двух деревень, женщины и дети.

«Я очень пустой человек», — думала Кристина и заплакала. Она плакала, как ребенок, болезненно морща лицо. Ведь даже к своей матери она относилась небрежно и грубо, доброту матери Кристина всегда принимала, не чувствуя благодарности, как нечто само собой разумеющееся. Только один раз, прошлым летом, Кристина пожалела ее — это было в то утро, когда Кристина ходила к врачу. Глаза матери выражали такую безграничную любовь и заботу. У нее было такое пропыленное, усталое лицо. Кристина прижала свою щеку к руке матери. Мать смотрела в землю, но радость ее была так велика, что Кристина почувствовала это и ей сделалось стыдно.

Народ вокруг пел «Интернационал», и Кристина плакала теперь еще сильнее, хотя сердце ее было полно удивительного спокойствия и света.

Какой-то мужчина пробивал себе дорогу сквозь людскую массу, и, только когда он уже совсем приблизился, девушка узнала Романа Ситска. На голове инженера был женский шерстяной платок.

— Это вы? — сказал мужчина.

— Да.

— Идите домой, вы совсем посинели.

— Скоро пойду.

— Как живете?

— Хорошо. — Кристина не смотрела на инженера: неловко было поднять свои заплаканные глаза.

— Киев… Орел… Таганрог… Харьков… в руках врага. В Крыму и на Калининском направлении идут тяжелые бои.

Кристина смотрела в землю.

— Ну и что же. Мы снова отвоюем их, — сказала она.

Роман Ситска внимательно посмотрел на нее своими, как всегда, смеющимися глазами и стал серьезным.

— Да. Это все-таки ужасно. Москва тоже окружена.

— Москвы им не видать, — яростно произнесла Кристина. — Никогда!

— Я многое бы отдал, чтобы это было так, — пожелал инженер.

— Что делает Лиили?

— Шьет.

— Мне пора, — сказала Кристина.

— Вы загордились, — ворчал инженер. — Больше не приходите в наш Такмак.

— Некогда. Ведь вы тоже ходите по базарным дням сюда, а к нам не заходите.

— Я больше не хожу сюда на базар. Есть еще другой базар, дешевле, — радостно сказал инженер.