Григорий Медведев - Миг жизни

«Можно было уйти через эту дверь… — подумал он и стал успокаиваться. — Ребята не знали о ней…»

Стресс обострил обоняние. Метелев вдруг почуял неприятный, раздражающе острый запах мокрой плесневелой половой тряпки. Внимательно осмотрелся. Увидел около стояка ливневой канализации швабру с накинутым на поперечину куском подсыхающей, но еще влажной мешковины. Подошел, тронул мешковину ногой. Запах усилился. Быстро вышел из бокса. Подошел к мановакууметру, проверил разряжение по системам вытяжной спецвентиляции. Норма. Прошел в помещение аварийных плунжерных насосов. Над головой — трубопровод перемычки расхолаживания реактора. На нем висит знак радиоактивности…

«Странно! Перемычка сравнительно новая, — подумал он и приставил ПМР вплотную к трубе. — Триста миллирентген… Конечно, реактор расхолаживаем, не кастрюлю с супом. Об этом забыли. Кто-то засек. Молодцом…»

Он чертыхнулся и быстро двинулся вдоль бокса. В это время с пушечным грохотом врубились четыре аварийных насоса охлаждения СУЗ (системы аварийной защиты). От неожиданности Метелев вздрогнул. Прихватило дыхание. Нервы. Бросился к ближайшему телефону.

— Афонин, — деловито прозвучало в трубке.

— Почему включились насосы? — деланно спокойно спросил Метелев.

— П-подсел… — Афонин почему-то помедлил, — расход… Да, подсел расход воды на охлаждение СУЗ… Видимо, была подсадка напряжения собственных нужд. Отключаю насосы.

Грохот смолк.

— Расход в норме, — сказал Афонин.

— Ладно… — задумчиво ответил Метелев. — Нашел Крончева? Что с градирней?

— Крончева не нашел…. Давление циркводы… — Афонин помолчал, — Ты знаешь, Виталий Иванович, стрелка прыгает… Качок в пол-атмосферы…

Метелеву стало не по себе. Он с минуту молчал. Все ясно: он проморгал уровень в градирне! «Осел»! С его-то опытом! Крончев там, и у него нелады…

Во всем существе все еще молчавшего Метелева появилась мельтешащая убыстренность. Сами собой моделировались в сознании возможные последствия.

«Обезвоживание теплообменного оборудования электростанции, его разрушение, невозможность расхолодить реактор… Расплавление активной зоны как предельная авария…»

— Та-ак… — сказал он, весь холодея.

«Спокойно, спокойно!..» — требовал внутренний голос.

— Саня… — вдруг сказал он спокойно и мягко, сам себе удивляясь. — Прикажи Игошину срочно открыть воздушники на циркуляционной и технической воде в машинном зале. Со всех «дыр» сдувайте воздух. Я побежал на градирню.

Метелев глянул на часы — четыре утра.

— Стой! — крикнул он Афонину. — Соедини меня с диспетчером энергосистемы.

В трубке щелкнуло, и послышался утомленный голос диспетчера:

— Дудолин у телефона!

— Здравствуйте! Начальник смены АЭС «Волга» Метелев. В ближайшие полчаса, возможно, остановлю электростанцию…

— Весьма нежелательно! — послышалось на том конце провода. Голос диспетчера окреп. — Ваша АЭС работает в базовом режиме. Завалится частота, и может рассыпаться кольцо системы. Останов электростанции крайне нежелателен. А что случилось?

— Угроза потери охлаждения конденсаторов турбин и всего теплообменного оборудования.

— Та-ак… — послышалось в трубке. И уже решительно: — Останов АЭС не разрешаю! Держитесь до крайности… — диспетчер отключился.

— Слышал? — спросил Метелев Афонина.

— Слышал…

— Действовать по инструкции, — уточнил Метелев. — Предельное внимание… Сдувайте воздух… При усилении гидроударов ступенями снижайте мощность реактора вплоть до отключения турбины.

— А как же диспетчер? — неуверенно спросил Афонин.

— Мой приказ понял?!

— Понял.

— Действуйте! Я скоро вернусь…

Метелев подбежал к грузовому лифту, нажал вызывную кнопку.

«Ч-черт! Лифт обесточен!.. Кажется, вывели в ремонт…»

Перескакивая через три ступени, он бросился вверх с отметки минус четыре и восемь на плюс двадцать. Необыкновенная легкость и собранность. Перед глазами мелькают обшитые почерневшим пластикатом ступени лестничных маршей. Где-то около нулевой отметки споткнулся и больно ударился левой коленкой о ребро ступеньки. Дыхание стало надсадным. На завершении вдоха болела грудь. Вихрем пронесся по коридору. Не переодеваясь, влетел в санпропускник. Трясущейся рукой открыл замок в кладовую теплой одежды. Схватил ватник и ушанку, пахнущие лежалым запахом склада. Запоздало снял ботинки. С каким-то странным изяществом, брезгливо зажав большим и указательным пальцами «грязные» бутсы, пробежал по санпропускнику к выходу, телепая по полу несколько съехавшими с ног концами разноцветных носков. Спокойно надел бутсы и вдруг вихрем скатился вниз, к выходу…

Влажный сильный ветер с колючим снегом ударил в лицо. У входной двери намело сугроб. Сразу от двери, за углом здания, мела и вихрила метель. До градирни метров пятьдесят. Темно, хоть глаз выколи. На стометровой высоте градирни установлен мощный прожектор, который в спокойное время при прозрачном воздухе хорошо освещал околостанционную территорию. Метелев глянул вверх. Там еле виднелось сквозь толщину вихрящегося снега белое световое пятно. Казалось, метель замотала мощные его лучи и растрепала по ветру.

Проваливаясь в сугробы и высоко вскидывая ноги, словно кошка, идущая по мокрому, он побежал к градирне. Снег набился в ботинки. Обтаял и примочил щиколотки. Ветер обжал лавсановые брюки. Ногам стало холодно. Метелев бежал, то застревая в сугробах, то неожиданно оказываясь на лысой, обдуваемой ветром заледенелой полосе и по инерции в темноте так же высоко и смешно, будто в сугробе, поднимая ноги и гулко ступая бутсами по ледяному насту.

Воздух был вкусный и даже какой-то сладкий после напоенного неестественными запахами воздуха боксов. Он бежал и думал, как хорошо, что существует еще этот большой, наполненный свежестью мир, вконец еще не загрязненный деятельностью людей.

Подбегая к градирне, он увидел красноватый свет лампы-переноски, и до него донеслись сквозь вой метели глухие удары.

«Крончев старается…» — почему-то весело, но с оттенком тревоги подумал Метелев.

Подбежал, схватил переноску, перекинутую через крюк тали. Поднес к лицу Крончева.

— Что случилось?! — почти простонал Метелев на конце выдоха. Глянул — в руках Крончева мощный колун, крашенный красной краской.

«С пожарного щита…» — мелькнуло у Метелева.

Лицо у Михайлы красное, распаренное. Метелев приблизил свое лицо почти вплотную к лицу Крончева, держа переноску так, что их лица были освещены ее светом снизу. Глаза Крончева не просматривались вглубь, взгляд их был какой-то тупой, отталкивающийся.

— Чаша переполнилась, — сказал он с тревожной хрипотцой. — Сетку перекосило… Расклинилась… Мать ее… Вона… — он кивнул на колун. — Выровняю…