Григорий Медведев - Миг жизни

В санпропускнике стоял специфический смешанный запах ношеного белья и химически едкий старого, потемневшего пластиката, которым был выстлан пол. Метелев постоял, прислушался. Здесь шум станции глуше. Но общий фон ровный, спокойный. Где-то в глубине души шевельнулась забота.

«Пора бы позвонить Крончеву… Как там на градирне?..»

Он отлично знал, каким обманчивым и нестойким бывает кажущийся настрой режима на атомной энергетической установке. Невольно представил худший вариант, если Крончев не сумеет прочистить сетки на входе в подводящие каналы. Метелев внутренне подобрался, быстро подошел к своему шкафчику, снял замочное кольцо, металлическая дверца, звонко отворилась. Он разделся. Надел белое исподнее белье, пахнущее не только застарелым своим, но и чужим запахом, заполнившим помещение (белье меняли раз в две недели). Достал из стоявшего в углу мешка чистые, хотя и рваные разноцветные носки, красный и зеленый, пахнущие синтетическими моющими средствами, надел. Облачился в белый лавсановый комбинезон, потрескивающий при надевании голубыми искорками, прошел в носках до выхода в коридор грязной зоны, вынул из ножного шкафчика свои бутсы и бросил их по ту сторону разделительной скамейки на условно грязный пол. Сел, перекинул ноги в грязную сторону и сунул их в холодные жесткие бутсы. Сколько он помнил себя, всякий раз, надевая эти ботинки, в которых ходил по загрязненным радиоактивностью боксам, он испытывал холодноватую брезгливость. Встал и, немного напрягая ноги, чтобы не поскользнуться, по влажному, недавно протертому контактом Петрова, пластикатовому полу прошел на щит дозиметрии.

Дежурный дозиметрист Яриза сидел за рабочим столом и, неудобно положив голову щекой на оперативный журнал, с мученическим выражением на лице спал. Крупный губастый рот его со стороны щеки, лежащей на столе, деформированно раскрылся, маленькая лужица слюны натекла на текст записи. Чернила в этом месте расплылись…

Метелев по опыту знал, что в ночную вахту засыпают внезапно и крепко и так же внезапно просыпаются. Лицо Яризы успело разрумяниться то ли ото сна, то ли от того, что неудобно лежало. Красные, несколько отекшие веки были спаяны намертво. Спящий человек вызывает какое-то странное уважение, что ли. Метелев стоял не двигаясь и ловил себя на том, что боится разбудить подчиненного. Внимательно, не двигаясь с места и не создавая шума, огляделся. Правой стороной тела ощутил холод. Сильно повернувшись вправо, увидел, что за щитом приоткрыта створка окна. Из ночи в свет и тепло помещения щитовой стремительно влетали и тут же исчезали куда-то снежинки. Метелев решил, что надо идти и закрыть окно и что Яриза открыл его, чтобы холод мешал спать. Обернулся в исходное положение и к удивлению своему увидел, что Яриза как ни в чем не бывало сидит и что-то сосредоточенно записывает в оперативный журнал. Метелев даже заглянул ему через руку, желая убедиться, есть ли там размазанное пятно от слюны…

— Ну и жизнь, Иванович! — пробасил Яриза, будто ничего не произошло. — Не жизнь, а… — он закончил фразу ругательством, встал, подошел к панели и штекером прошелся по клеммам. — Аэрозольная активность по боксам, так сказать, в пределах, Иванович… Вот только в конденсатном по газу две нормы… Отчего бы, а?

Метелев подумал, что снова, видать, рванула гремучка в выхлопной трубе после эжекторов турбины и выбила взрывные клапаны, но говорить не стал. Решил проверить сам. Взял у Яризы штекер и сунул в гнездо. Стрелка миллиамперметра показала две нормы…

Яриза, сунув руки в карманы белого лавсанового костюма, сгорбившись от бессонной зябкости, медленно прошелся вдоль помещения щитовой. Это был огромный увалень, в движениях и речи медлительный и основательный.

— Окно закрой, — сказал Метелев суховато. — Еще коротнет на шинах…

Яриза молча прошел и закрыл окно.

— Вот удивляюсь я, Иванович, как может человек терпеть долгие годы эту сменную жизнь? Вот вздремнул я сейчас и увидел во сне хутор на Херсонщине и бахчу… А кругом кавуны от такэсеньки… Против естества это, скажу я тебе, не спать по ночам… Даже за-ради этого атома, будь он неладен…

— Вахта везде есть, — сказал Метелев. — На тепловых, на гидростанциях… И мало еще где… В больницах, например…

— Оно, конечно, так, но к этому человек никогда не привыкнет.

Яризе явно было неудобно за свой сон, и что его застали, и тем более что начальник ни слова об этом. И он замолчал, поняв, что стучаться к Виталию Ивановичу сейчас бесполезно.

А Метелев и впрямь испытывал то необъяснимое, упрямое чувство неприятия, скорее всего оттого, что Яриза схитрил, и потому теперь он, Метелев, никак не мог перейти с ним на дружеский тон. И еще это: о многом… Обо всем на свете за долгие годы говорено множество раз… И эта притертость, и доскональное знание друг друга, и официальность тона на грани компанейской фамильярности… Все, все…

Так же сухо — попросил, не называя имени-отчества:

— Дай, пожалуйста, свой ПМР (переносной малогабаритный радиометр), надо промерить некоторые места по тракту основного контура.

Взял протянутый Яризой прибор, переключил туда-сюда диапазоны, проверил нуль и добавил:

— И вот что… Возьми пробу газа из конденсатного бокса, проверь показания… Да… Забыл. Сколько за прошлые сутки в трубу выбросили?

— Пятьсот кюри… А пробу еще в той смене брали…

— Возьми, возьми… — почти приказал Метелев, уже покидая помещение щита дозиметрии.

— Буде сделано, — угрюмо сказал Яриза вдогонку начальнику смены.

Оставшись один, весь как-то неуклюже нахохлился, прошел вдоль щитов с приборами, на ходу словно пытаясь освободиться от владевшей им неловкости. Потом вдруг встряхнулся, ощутив себя свободнее, по-хозяйски осмотрел вверенный ему щит дозиметрии. Все-то он здесь знает до тонкостей и потому чувствует себя уверенней и значимее.

Но все же на его лице и в глазах было смущение, тем более обидное и неприятное, что он теперь один и не мог ни перед кем оправдаться.

Желание освободиться от неловкости вызвало компенсирующие воспоминания.

…Родная деревня… Застолье в батькином доме… Атомщик Яриза приехал… Односельчане… Уважительные возгласы… Петро Михайлович!.. Петро Михайлович!.. А як же цей атом горыть?.. А як же вин, ядри его!..

Яриза вспоминающе рассмеялся, вынул из кармана осколок зеркала, смотрясь в него, сильным круговым движением ладони растер лицо и окончательно снял с него остатки неловкости. Потом и вовсе ощутил успокоение духа, взял «камеру Туркина», решив, не откладывая, отобрать пробу газа…

Метелев тем временем шел по коридору и уже думал, что зря он так обошелся с дозиком. Спать и впрямь охота. И ощутил вдруг, как навалилась ватность, холодок иголочками пробежал меж лопаток вниз, он судорожно напрягся и громко зевнул.