Николай Романов - После отбоя

Он обнял жену, приник к ее щеке и то ли не хотел замечать, то ли на самом деле не почувствовал, как по ее лицу скатилась крупная слеза…

Снегов вызвал газик и пошел проводить гостей. У подъезда он легонько взял Иванчишина за локоть, извинился:

— Прошу прощения, немножко разволновался сегодня. Надеюсь, поймете: офицерская честь, гордость, причастность к армии не остаются за чертой военного городка.

Через два дня Снегов позвонил Иванчишину, напомнил:

— Долг платежом красен. Выступите перед танкистами, расскажите о своих успехах.

— Кузьма Прокофьевич…

— Ну хорошо, о трудностях. И прихватите с собой побольше бывших пограничников.

…Рабочие бетонного завода собрались в цехе, сидели на скамейках, металлических фермах. С приходом гостей потеснились, усадили их вместе с собой. Для президиума или начальства откуда-то приволокли стол и четыре стула.

Стены корпуса были сплошь расписаны танковыми баталиями времен войны. Рука художника была смелой, сцены сражений приковывали внимание, заставляли вспоминать о героическом прошлом Родины, о подвигах танкистов. Иванчишин удивлялся, как он в прошлый раз не заметил этих росписей, видно, все его внимание было приковано к металлическим формам, в которых отливались железобетонные конструкции для их пускового корпуса.

Вступительное слово держал Кузьма Прокофьевич. Он приветствовал прибывших на собрание строителей, выразил надежду, что впредь такие встречи будут регулярными, ибо крепче сплава рабочей и солдатской дружбы, трудно что-нибудь придумать. Потом предоставил слово Иванчишину, предварив его речь таким пожеланием:

— Будем просить начальника строительного управления быть по возможности кратким. Народ у нас смекалистый, понятливый, сам определит что к чему.

Леша ждал этого вступления, он знал, что руководители завода не терпят ни длинных собраний, ни расплывчатых заседаний, ни формальных планерок, и начал с ходу:

— Дорогие товарищи танкисты! Прежде всего примите самый сердечный привет от армии бывших пограничников Алюминстроя! — И, выждав, когда стихнут аплодисменты, прибавил: — Мы именуем эту армию Внутренним пограничным округом.

Снова аплодисменты. Все хорошо понимали: подадут нужную команду — и рядовые, сержанты, офицеры запаса встанут в строй, вольются в танковые полки, батальоны, пограничные отряды. И Леша видел, что именно это чувство так роднит собравшихся здесь людей. Они действительно с полуслова понимают друг друга.

— Не скрываю: без вашей помощи — утонем. Наступили критические дни, которые решат судьбу пускового корпуса. Нам нужна двойная норма поставляемых вами конструкций…

Иванчишину не дали выплакаться до конца, кто-то из рабочих завода предложил:

— Еженедельно комсомольские субботники!

— Кто это? — спросил Леша Князева.

— Секретарь комсомольской организации завода.

— Все ясно, не будем напрасно тратить время. Голосовать! — сочно пробасил рабочий, сидящий в первом ряду. В зале засмеялись.

— А это кто? — опять спросил Леша.

— Бетонщик и по совместительству хормейстер.

— А чего народ смеется?

— Да ведь прозвучало как: не предложение — ария из оперы.

— Голосование только для ориентировки, — подчеркнул директор. — Все должно быть на сугубо добровольных началах. Я прошу завтра обсудить этот вопрос в бригадах, цехах и после работы сообщить мне. Есть вопросы?

— Есть! — звонко выкрикнула девушка из третьего ряда. — Когда у нас будет свой клуб?

— Не скоро, Виктория, — ответил ей Снегов. — Экспериментальный цех пробиваем.

— О металле, бетоне заботятся все, а кто будет думать о культурном досуге рабочих? — горячилась девушка. — У крупного завода должен быть клуб!

Леша взглянул на Снегова и удивился его реакции: Кузьма Прокофьевич широко улыбался.

— Не вижу ничего смешного, товарищ директор, — обиделась девушка. — Мы же не дворец просим.

— И-де-я! — вновь пробасил хормейстер-бетонщик. — Пусть строители возьмут над нами шефство и по нашему примеру проведут несколько субботников по строительству клуба.

Поднялась Мара Сахаркевич, поддержала:

— Возьмем! Завтра же обсудим этот вопрос в комсомольских организациях. Уверена: все ребята согласятся.

Раздались дружные аплодисменты…

Расходились шумно. Кузьма Прокофьевич шутил над Иванчишиным:

— Будете еще обращаться к нам за помощью? Теперь не знаю, кто у кого в зависимости.

— Обе стороны выиграют, — подсказал Князев.

Снегов остановил газик около кафе, заметил вопросительный взгляд Иванчишина, предупредил:

— Ни о чем не расспрашивать — идем по следам детектива с бракованными плитами.

Он попросил буфетчицу завернуть четыре пирожных, столько же бутербродов, бутылку хорошего вина. Аккуратно уложил покупку в портфель, назвал водителю адрес.

— К Дмитричу, — догадался шофер. — Я помогал ему переезжать.

Дверь открыли не сразу и тихо, потом распахнули настежь.

— Ой, Прокофьич! Вася! — радостно и растерянно воскликнул сухощавый, но жилистый старик с густой седой шевелюрой. Он был в нижней рубахе, широких заношенных штанах, в тапочках на босу ногу.

— А это Алексей Иванчишин, строитель, — представил Снегов.

— Тоже из танкистов?

— Нет, пограничник.

— Что же мы в коридоре-то? Проходите в комнату. Я сейчас, сейчас.

— Дмитрич, мы ненадолго, не хлопочи.

Хозяин натянул на себя белую праздничную рубаху, взялся было за брюки, но, видно, счел неудобным переодеваться при гостях, посетовал:

— Хоть бы с утра кто предупредил. Правда, у меня тут кое-что припасено.

— Ничего не надо, обойдемся тем, что бог послал. — Снегов разложил по тарелкам пирожные, бутерброды, открыл вино, наполнил рюмки. — С новосельем, Дмитрия! Доволен ли квартиркой-то?

— Не верю, Прокофьич, до сих пор не верю. Утром проснусь, а глаза боюсь открыть, думаю: вдруг это сон, вдруг опять увижу дряхлую комнатушку в полусгнившем деревянном домике? Когда соседи были, как-то мирился, а с переселением их в новый дом совсем сник… Может, еще по одной, вино-то какое вкусное.

Князев разлил вино, собирался произнести тост и замялся, увидев, как хозяин вдруг сгорбился, заморгал глазами. Снегов положил руку на его плечо, спросил:

— Ты что, Дмитрич?

— Ничего, ничего… — А немножко успокоившись, попросил: — Подожди, Вася, я еще не все сказал. — Он взял рюмку, рука дрожала. — Я ждал, что под суд отдадите, а вы приехали на новоселье, да еще со своим угощением. — Слезы затуманили его глаза. — Вот ведь как переволновался, — признался он. — Да и как тут не волноваться? Человеку отдельную квартиру дали, а этот человек… Как перед богом, Прокофьич, не было у меня злого умыслу. Плиты-то бракованные, потому и сложили их не там, где положено, а за складом, чтобы не мешали. Ну, когда подъехали эти с машинами, попросили, я даже обрадовался, пусть расчистят, просторнее на площадке будет, все равно их убирать нужно.