Николай Романов - После отбоя

Единственное, что утешало Семена Иулиановича: не было таких провалов, неудач за всю историю Алюминстроя. Да и бывшие воины умеют постоять за себя, защитить государственные интересы, как защищали границы этого государства. Вспомнились первые партии. Не было еще ни сносного жилья, ни рабочей одежды, ни дорог, ни необходимого строительного оборудования, но как стойко эти парни преодолевали бесконечные трудности, лишения на протяжении всего тернистого пути от установки первых палаток до выплавки слитков крылатого металла, показывали истинные бойцовские качества, личный пример того, как надо рачительно, по-хозяйски осваивать богатейшие кладовые Сибири! Именно они вели за собой, как шеренги в бой, каждое новое пополнение солдат, сержантов, офицеров запаса, именно они возглавляют ныне строительные управления, участки, бригады, заполняют Доски почета героев труда, учатся в заочных высших и средне-технических учебных заведениях. И новички зарекомендовали себя с самой лучшей стороны, не случайно в письме Военный совет округа счел нужным отметить молодых строителей Бориса Точкина, Геннадия Ветрова, Якова Сибиркина и других. Но на фоне этих выпестованных армией бойцов, которые сворачивали горы — не в переносном, а в буквальном смысле, — еще рельефнее обнажались просчеты руководителей стройки во второй половине прошлого года…

Чувствовалось, такие же думы одолевали секретаря парткома Таранова, председателя постройкома и даже никогда не унывающего секретаря комитета комсомола Генриха Юркина. Условились, что первая встреча с приезжими произойдет на холме Юности. Во что она выльется — в импровизированный митинг, дружеские беседы, братание нового пополнения со «старослужащими», кадровыми строителями, — подскажет обстановка.

Был воскресный день. На холме Юности собралось много народа. Хозяйничал Генрих Четвертый. На всякий случай он попросил подготовиться к выступлению с приветственными речами Бориса Точкина, Гену Ветрова, Юлю Галкину и Касану. Гена стеснялся, отказывался: мол, есть ребята достойнее его, но подвернувшаяся Юля Галкина заверила Генриха:

— Выступит! — И уже с претензиями к Ветрову: — Гена, ну что ты скромничаешь? Ведь прибывающие в официальном письме назвали тебя.

Затем Генриху пришла, как он сам считал, гениальная мысль: к приезду гостей встречающих расставить так, чтобы получилось нечто похожее на воинский строй. И пусть генерал и офицеры пройдут перед строем бывших воинов, потом остановятся на середине, поздороваются, а в ответ грянет дружное, на одном дыхании: «Здравия желаем!..» Приезжие должны знать: ни изменившийся характер работы, ни гражданская роба не выветрили у них уважения к воинским порядкам и своим воспитателям.

Генрих Четвертый мысленно уже проходил мимо стройных шеренг пограничников, саперов, танкистов и вдруг в самом тылу, на отлете, заметил одиноко стоящую Мару Сахаркевич, кинулся к ней, схватил за руку, повел к воображаемому строю. Мара упиралась.

— Хорошо, объяснимся на тыловых подступах. — Генрих отпустил руку девушки. — Ты знаешь, что тебя не вывели из состава комитета комсомола треста? Удивилась? Члены комитета потребовали твоего возвращения. Да, да, да! Потрудись завтра в семнадцать ноль-ноль явиться на заседание. Изберем тебя заместителем секретаря.

— Ты с ума сошел, Генрих!

— Пока еще нет, дохожу, к очередным выборам как раз созрею. А секретарем комитета комсомола будешь ты, Мара Сахаркевич. Пошли вперед!..

Почти одновременно сошли с поезда демобилизованные солдаты, сержанты и приземлились в аэропорту генерал, офицеры. Как и предполагал Генрих Юркин, никто и слушать не хотел о передышке, все просили сначала показать то детище Сибири, которое они считали своим, кровным и ради которого оказались здесь.

Легковые автомашины и автобусы остановились на холме Юности. Все, конечно, представляли размах стройки, да и название — «Всесоюзная, комсомольско-молодежная, государственного значения» — говорило само за себя, но открывшаяся с высоты панорама строительства поразила воображение приезжих, все застыли от изумления. Вот они, могучие корпуса, уходящие чуть ли не до самого горизонта. Трудно представить, что все увиденное — дело рук их предшественников, и неужели они, вчерашние пограничники, уже завтра или послезавтра встанут в ряды рабочей гвардии, будут участниками завершения этого грандиозного сооружения?..

Генерал нарушил молчание, обратился к управляющему трестом и секретарю парткома.

— До нас дошли сведения, что рассматривается проект монумента славы бывшим воинам, воздвигающим алюминиевый комплекс. Вот бы здесь, на этой возвышенности, и установить обелиск…

Никто не заметил, когда с отрогов Саянских гор сползла черная грозовая туча, ударил гром, и всем почудилось, будто произвели салют из тысячи орудий в честь открытия монумента героям ратной и трудовой доблести.