Николай Романов - После отбоя

Они не завидуют хорошо устроенной оседлой жизни своих знакомых, и не потому, что не знают преимуществ больших городов с их культурными центрами, близостью телевизионных башен, универсамов, разницы в звучании симфонических оркестров в концертных залах и долгоиграющих пластинок или магнитофонных записей. А если и завидуют, то не с грустью, а мельком, как иногда, смотря на экран, сожалеют, что не могут, подобно своим соотечественникам, побывать в Танзании, Шри-Ланка, Бирме, посмотреть экзотическую растительность и фауну этих стран. Ладно, все еще впереди.

Они разные по служебному положению, по стилю работы, по культурным запросам, по военной выправке, но всех их объединяет чувство высокого назначения — готовность к защите Родины, которая пока еще не может обойтись без надежного оборонительного щита. Они не замечают, как постоянные тревоги раньше времени серебрят виски, вызывают сердечную недостаточность, а нежданно-негаданно подкравшиеся годы подпадают под неумолимый закон о прохождении военной службы.

И впервые закаленные трудностями волевые офицеры начинают терять почву под ногами, не могут понять, зачем надо менять многие годы согреваемые на груди воинские удостоверения на паспорта, идти за денежным содержанием в пенсионный отдел, что ими уже никто не командует, они никому не нужны и могут ехать куда угодно. Давно ли они горячо убеждали, доказывали, что нет на этом свете ничего дороже охраны жизни и спокойствия своего народа, и вот они сами на положении охраняемых. Годами, десятилетиями выработанная активная жизнедеятельность, полная волнений, остановилась, как запруженный ручей, хотя рядом люди торопятся, бегут на работу или по каким-то иным срочным делам.

Один прожитый день кажется годом, бесцельная прогулка — каторжным испытанием. В руках книга, которую давно собирался прочесть, а в размытом шрифте вновь встают учебные полигоны, танкодромы, движутся объятые дорожной пылью танковые колонны. А ночи занимают тяжелые переправы через водные преграды, ожесточенные бои на крошечных плацдармах, отвоеванных у противника, стоны обгоревших, контуженых танкистов…

Снегов то ли не мог, то ли не хотел продолжать дальше этот разговор, достал из ящика стола объемистый альбом, молча подал Иванчишину и вышел из комнаты.

Леша и Василий не могли сразу переключиться на что-то другое, слишком явно в рассказе об офицерах запаса чувствовался сам автор, Кузьма Прокофьевич Снегов, а каждая его мысль не просто искренна, а пережита, прочувствована, осталась в памяти на всю жизнь. Теперь понятнее становилось и нежелание хозяина вспоминать свою послеармейскую биографию.

Иванчишин осторожно, как дорогую реликвию, раскрыл альбом. На первой странице полувыцветшая любительская фотография. Тоненький, худенький, вихрастый мальчишка на фоне старого приземистого деревенского домика. Рубашка навыпуск, узенькие штаны с пузырями на коленях, босой, с растянутым в улыбке широким ртом. На другой странице групповой школьный снимок, посередине сидит строгая учительница, за ней тот же худой подросток, только вихры на голове приглажены да пионерский галстук немножко прикрывает тонкую длинную шею. Смонтированная из отдельных карточек крупная выпускная фотография, в каждой овальной ячейке маленькая головка на обрезанных плечах. И опять худенькое вытянутое лицо выпускника в центре, над группой педагогов. Вот и вся довоенная история.

Началась другая жизнь. Рослый парень, остриженный наголо, в короткой солдатской гимнастерке, едва прихваченной ремнем, странная, неестественная поза, видно подсказанная фотографом, напряженное лицо, невыразительные глаза.

Бравый военный в курсантской форме, с короткой прической, ладной фигурой спортсмена, зоркими пытливыми глазами. Снимки, снимки, снимки: в классе, около танка, в спортгородке, танковый расчет в шлемах, готовый по первому приказу вскочить в люк машины и двинуться на преодоление танкодромных препятствий. Фотография, вставленная в альбом особенно бережно: ленинская комната, крупный бюст вождя, пожилой полковник вручает партийный билет необыкновенно серьезному, сосредоточенному молодому командиру.

Нельзя смотреть без восторга, даже изумления, на хрупкую красивую девушку в школьной форме с торчащими двумя косичками, перехваченными лентами. Только по широко открытым глазам можно найти сходство с именинницей, которой «проклюнулся» пятьдесят второй.

Кузьма Прокофьевич застал гостей улыбающимися, они рассматривали встречу советских танкистов в Праге. Боевые машины походили на огромные цветущие клумбы. И стоящий в люке первого танка командир тоже держал в руке непривычное оружие — большой букет цветов.

Иванчишин признался:

— Никогда не думал, что фотоальбом может так ярко рассказать о судьбе человека…

Вошла Тамара Михайловна с зажаренной уткой на продолговатом блюде, пригласила гостей занять свои места за столом. Кузьма Прокофьевич наполнил вином бокалы, поднялся, заговорил приподнято, как бы отвечая Иванчишину:

— Жаль, что в альбомах и биографиях военных не представлены достойно их жены. А говоря чистосердечно, у Тамары, например, жизнь куда труднее моей. Она окончила фармацевтический институт. Не перебивай меня, это не тост — исповедь. Окончила институт, а работала по специальности не больше трех лет, хотя начинала десятки раз. Потом, как говорят, на общественных началах помогала военным врачам создавать аптечки в частях и отдаленных подразделениях, в неотложных случаях была и фельдшером, и акушером, и ассистентом хирурга. Выступала перед солдатами и семьями в военных городках с лекциями о предупреждении простуды и эпидемических заболеваний. Сколько благодарностей, сколько добрых сердечных писем от солдат, молодых матерей и «повзрослевших» младенцев хранится у нее в чемодане!..

— Не надо, Кузьма, — смущенно сказала Тамара Михайловна.

— Тамарочка, ну почему гостю, Васе Князеву, разрешается произносить речи, а мне нет? А ведь я немножко больше других знаю тебя. И вы, гости, знайте, как она безропотно всюду следовала за мной. У нас вплоть до увольнения в запас не было даже самого необходимого в обстановке. Пробовали приобретать, а потом оставляли на месте или отдавали за бесценок. Устойчивыми предметами были лишь детские коляски, кроватки, радиоприемник да чемоданы с книгами. А в скольких школах учились дети и как часто их занятия прерывались в самый ответственный предэкзаменационный период! Сколько раз они вместе с матерью болели от укусов тарантулов и нашествия гнуса!.. А последние сборы сюда…

— Последние ли, Кузьма? — с грустинкой спросила именинница.

— Я заверил: отныне будешь командовать ты. Но я хотел сказать не о будущем, а о прошлом, пережитом. Не познав трудностей, мы не испытали бы с тобой и больших радостей. Ты все отдала армии: своих сыновей, свои знания, лучшую пору своей жизни. Разве этого мало? С героической победой тебя, дорогая!