Николай Егоров - Залежь

— А нам стариться и некогда, — наклонился к Грахову Хасай. — Не то время.

Анатолий на правах хозяина дома откинул полог, прикрывающий вход в палатку, пропустил Евлантия Антоновича, чтобы он включил свет, пригласил жестом Михаила Павловича, вошел сам.

— Ужинать будете?

— Какой ужин, завтрак скоро. Нас с Василием Васильевичем на полевых станах закормили. Это вы только замешкались, другие совхозы давно приступили к вспашке.

— Окупится, Михаил Павлович, — окнул на слове «окупится» агроном, гремя запасной раскладушкой. — Земля — то же дите, ей нянька нужна, не посиделка. Вот мы и готовили таких нянек. Плуг — не кусок железа, инструмент. Тонкий инструмент.

Грахов опустился на краешек приготовленной постели, выставил «чужую» ногу, потер натруженную голень.

— Потушите-ка свет, ребята.

Анатолий вывернул лампочку. Немного погодя звякнули пряжки протезных ремней, послышалось облегченное «а-ах».

— Так как же ты промашку дал с шабашниками, Толя? — Подождал, Толя молчит. — Не молчи, дело серьезное. Выплатить по договору ты обязан будешь, а финотдел такой суммы не выдаст, они мне звонили уже. Что ты скажешь?

— А что я скажу, Михаил Павлович?

— И я ума не приложу. Ты пока вот что сделай: ты разожми этот кулак.

— Как?

— Назначь их всех бригадирами, а в бригады им — своих ребят посмекалистей.

— Не согласятся, — пошевелился на скрипучей раскладушке Хасай.

— Согласятся. От повышения да от денег еще никто не отказывался.

— Я отказывался! Я говорил: какой из меня директор целинного совхоза? Я, кроме тракторных рычагов, не знаю ничего. Я механик.

— И что ответили комсомольцу Белопашинцеву на это?

— Белопашинцеву ответили: вот вам и дают в руки эти рычаги.

— Правильно ответили. И кулак, в котором Белопашинцев оказался, он разожмет.

— Попробую.

— Да уж, Михаил Павлович, мы и в будни не плакали, а завтра такой день! И чтобы он настал скорее, давайте спать.

— Эх, и логика у тебя, агроном. Да! Во сколько встаем?

— По петушиному крику, я полагаю. У нас их теперь трио.

Запевал краевский петух. Громко. Звонко. Уверенно. Он считал себя старожилом здесь, этот русский петух, и петухи казахские, признавая его авторитет, ждали своей очереди и тоже пели на совесть: вставай, степь, ты залежалась.

Анатолий открыл глаза и поднял голову — никого. У центровой стойки собранные раскладушки, в углу стопкой свернутые матрасы и одеяла, за брезентовой стенкой вода плещется. Вскочил, натянул брюки и босиком и в майке выбежал вон.

— Вот, борода, не разбудил меня.

Грахов умывался, поливая сам себе из чайника. Тер шею, тер грудь, плескал в лицо, ахал и сдувал с губ солоноватые капли.

— Доброе утро, Михаил Павлович. А Хасай где?

— Будет Хасай ждать, когда мы выспимся, доброе утро. Из Железного водичка?

— Из Железного. А как вы узнали?

— Мне, Анатолий Карпович, по Уставу партии положено знать не только где какие люди, но и где какая вода. Полюбуйся на красавцев, — показал он на трактора. — Как женихи.

Правофланговым стоял трактор Ивана Краева. Крутолобый, мощный, в алых лентах, с пионерским знаменем над мотором.

— Он первую борозду кладет?

— Он. А это… ничего, что парторг первым пойдет?

— Это хорошо даже. Парторг и должен первым идти. Умывайся, люди ждут.

Трактористы и плугари, обе смены, стояли, окружив плуг, а Храмцов лазил под ним и по нему, проводя последнее занятие полевых курсов, и показывал, как надо держаться на сиденье, как регулировать глубину. Потом склонялся к лемехам и вел широченной ладонью по ржавому отвалу, изображая пласт. Лукьян Максимович пахотную грамматику знал куда лучше, чем права и обязанности председателя колхоза, почему и назначил его Белопашинцев командиром тракторного отряда.

— Я, грешным делом, ночи не спал, пытался представить себе всю эту эпопею, когда геодезисты и землемеры предъявили свои командировочные удостоверения, — Грахов усмехнулся. — Веришь ли, дрожь брала. Намотаюсь за день, бывало, с топографами, упаду в постель, глаза закрою — встает она передо мной, — показал на степь, — стеной вертикальной, и не пробить, не перелезть через ту стену.

Храмцов объяснял законы оборота пласта и особенности пахоты «по целику» и посматривал на Черепанову, прицепщицу Ивана Краева.

— Всем понятно, ребята? — обращался он почему-то все время к Алене Ивановне.

Потому, наверное, что все трактористы отказывались от нее.

— Кого? Фифочку эту? Н-е-е, — комкал пилотку Саша Балабанов.

— Прицепщик с крашеными ногтями? Это ж целый парадокс, командир! Да я скорей под гусеницы лягу, чем с ней пахать. Помоложе какую — еще куда ни шло бы, — скалил редкие зубы Вася Тятин. — Я скорей с египетской мумией соглашусь пахать.

И только Иван Краев, когда Храмцов спросил, кого ему в плугари дать, сам выбрал Алену:

— Можно подружку Машину. Она женщина обязательная. С тобой бы, ясное дело, знакомей, да ничего, свыкнемся и с ней.

Алена Ивановна работы никакой не боялась. Алена в блокаду не боялась трупы соседей ночью на санках возить в похоронную команду. А плуга побаивалась. Вон он какой заковыристый и чужой. Побаивалась и потому старалась запомнить все, что говорил и показывал инструктор Лука Храмцов. И когда тот, глядя на нее, спрашивал, всем ли понятно, ребята, кивала головой.

— Идут!

— Максимыч! Кончай урок, перемена.

Храмцов разогнулся, шагнул с плуга на землю и стер ржавчину с ладоней.

— Здравствуйте, товарищи целинники, — поздоровался Грахов. — Ну что? Готовы? С праздником вас?

— Спасибо. Вас также.

— Директор настаивает, чтобы я напутственную речь сказал, а высокой трибуны не приготовили. И не надо. Самые высокие трибуны сейчас — плуг и трактор, а ораторы — вы. Вам и слово. Его давно земля ждет. Я все сказал, товарищи. В добрый путь.

В путь добрый. Трактор Ивана Краева плавно тронулся с места, и мягко ворохнулись черные пласты. И потянулась борозда. Потянулась сразу же за мнимой границей будущего поселка. Кругом целина потому что. Начинай с краю — не ошибешься.

— Н-ну, Анатолий Карпович, разреши поздравить тебя с началом.

— Спасибо, Михаил Павлович.

Белопашинцев нагнулся и погладил первый пласт. Он был еще теплый от трения о лемех.

— Может, двинем потихоньку? — несмело предложил Федька, имея в виду стан.

Тракторист тоже это имел в виду:

— Отцепляй!

— Кого?

— Трактор, кого. На обед поедем. Новый загон не к чему уж и начинать. Отцепляй!

— А… не заругают нас за трактор? Может, пешочком?

— Ты что, больной? Какой механизатор нынче пешком на обед ходит? И потом: кто старший агрегата? Отцепляй, сказано. Я отвечаю!

Столовую-передвижку сконструировал кто-то — премию дать не жалко. Обыкновенные тракторные сани, к поперечинам намертво прибиты столы и скамейки со спинками. Над столами брезентовый тент на случай дождя и лампочки для ночной смены. И фанерка с одинаковым текстом на обеих сторонах: