Борис Рощин - Открытая дверь

— Обо мне?!

— Мечтал о близком человеке, который должен-таки встретиться мне в жизни. В этом вы ничего плохого не находите?

— Нет, конечно.

— И вдруг увидел вас. Вот и все.

— И все? — слегка разочарованно переспросила девушка.

— Голос мне откуда-то шепнул: «Она!» Посмотрел на вас — и впрямь вы моя мечта. И последнее, наконец, о чем я подумал… Что вы станете моей женой, хотя я не знаю даже, как вас зовут.

Девушка попыталась что-то сказать, но я перебил ее:

— Извините, я следовал совету Вольтера и вашему — говорил правду. Теперь слушаю вас.

— Хорошо, я попробую так же откровенно. Мне кажется, что вы говорите сейчас искренне. И еще думается, что подобные признания я слышу от вас не первая. А зовут меня Ксюшей.

— Вы вправе так думать, Ксюша, спасибо за откровенность. Но коль решили мы с вами вести беседу начистоту, так скажу: первой вам эти слова говорю. Хотя, скрывать не стану, попутчицы жизни временные у меня были и даже сейчас имеются.

— Тогда я вынуждена огорчить вас…

— Андрей.

— …Андрей. Я невеста. Да вот и мой жених, легок на помине.

Я оглянулся и увидел приближающегося к нам Николая.

— Николай ваш жених?!

— Вы, наверное, Андрей Токмаков? — вопросом на вопрос ответила Ксюша. — Вы работаете с моим дедушкой?

— А кто ваш дедушка?

— Мой дедушка — Максимыч, — ответила Ксюша.

Бригадир Байрамов оказался человеком слова. Без малого двести рублей получил я в свою первую на водолазной станции получку. На стройке мне за эти деньги месяц вкалывать надо было. И житуха водолазная на природе по сравнению со стройкой курортная.

— Летом заработком нас не обижают, — неожиданно разговорился со мной Максимыч, — тебе еще «полевые» не начислены.

— Байрамова надо увидеть, — сказал я, — должок требуется возвратить.

— Сегодня вечером бильярд, небось слышал? — Максимыч посмотрел на меня испытующе. — Сбор в двадцать часов в лагерной столовой. Приходи, там с Байрамовым и разочтешься, — проговорил начальник станции с легкой многозначительной усмешкой. — На бильярде хорошо играешь?

— В армии иногда баловался, — я насторожился.

— И больше никогда не играл?

— Не доводилось.

— Тогда у Байрамова один к десяти пойдешь, на меньшее не соглашайся. Если повезет, не зарывайся. Хотя по характеру ты вроде себе на уме.

— Это верно, Максимыч. Когда человек себе на уме, ему и всем вокруг жить легче. А то представь, Максимыч, решил я вдруг выдать тебе, что́ у меня на уме. Ведь для тебя это большим беспокойством обернуться может, — мне захотелось расшевелить своего невозмутимого начальника.

— Ну, выдай, — усмехнулся Максимыч, — поглядим — увидим…

— О внучке твоей, к примеру, скажу, о Ксюше. Ведь у меня на уме такое…

— Какое у тебя на уме? — Максимыч нахмурился.

— Породниться с тобой.

— Что?

— Жениться на ней хочу.

— На ком жениться? — Максимыч обалдело захлопал на меня глазами.

— На внучке твоей, естественно. С Ксюшей я уже объяснился, знай и ты, что у меня на уме. И кулаки на меня не сжимай, я против кулака всегда в готовности. Может, сказать хочешь, что у Ксюши жених имеется? Так жених ведь еще не муж. Я к внучке твоей не силком в женихи набиваюсь. Был один жених, стало два, пускай выбирает. Для тебя, Максимыч, чем я хуже Николая? Что ты против меня имеешь?

Изумление с лица Максимыча сошло, он перестал таращиться на меня, прищурился, спросил:

— Значит, породниться со мной надумал?

— Ага.

— Куда тебе против Николая.

— Чем я хуже? По крайней мере, лысины не имею.

— Плохо Ксению знаешь… Николай стихи пишет, в институте учится.

— В институте?!

— В Литературном, заочно. На четвертый курс уже перешел. У него в Москве скоро книжка со стихами выходит.

— У Николая книжка?

— А ты думал, Ксению он лысиной своей заворожил? Нет, брат, у Кольки голова хоть и голая, зато внутри кое-что имеется. А ты Ксюшке что дать можешь? В лучшем случае получку в целости принесешь. А для души?

— Если твоя Ксения, Максимыч, только получать приучена, тогда конечно… — я вдруг начал злиться.

— Ладно, не заводись, — примирительно проворчал Максимыч, — не мне ваши дела решать. Николай мужик, конечно, башковитый, но… Поглядим — увидим и тебя… Не забыл? Сегодня в двадцать ноль-ноль в столовой.

В удивительную все же бригаду попал я. Где это видано, чтобы деньги в разгар рабочего дня выдавали, чтобы после получки работать?

— Может, шабашим, Максимыч? — предложил я начальнику станции. — В магазин слетаю, с меня сегодня причитается.

— Нет, — отрезал Максимыч, — весь «дикий» пляж до вечера закончить надо, я Байрамову обещал. Под воду чья очередь идти?

Пришлось мне впервые в своей жизни с нетронутой получкой в кармане продолжить трудовой день. Натянул я гидрокомбинезон, Николай принялся «аппендикс» у меня на груди резиновым жгутом закручивать. Примечаю: напарник мой не в себе, глазами в сторону косит, команды водолазные сквозь зубы отдает. Ага, соображаю, значит, дознался Николай про мою симпатию к своей невесте. Интересно, кто ему сказал: Максимыч или Ксюша? Ну, да ладно, это даже к лучшему. В таких вопросах всегда ясность должна быть.

Нацепил Николай на меня груза поясные, акваланг на спину навесил, за штуцер маски моей взялся, и тут наши глаза наконец-то встретились. Я аж вздрогнул внутренне от его взгляда. Не скажу чтобы злобным его взгляд был, ненавидящим или еще с какой страстишкой, скорее наоборот: ледяной, мертвящий, как у змеи. Хотел я с Николаем заговорить, да поздно, во рту загубник. Включился в аппарат, Николай мне команду цедит:

— Пошел!

Захожу я в воду с корзиной в руке, а в голове вопрос вертится, которым уже несколько дней мучаюсь: почему у меня такая уверенность, что Ксюша меня предпочтет, а не Николая? Чем я, в самом деле, Николая лучше? Что такое в себе имею, чего у напарника моего нет? На вопросы эти меня ведь не Максимыч натолкнул, я сам себе их задаю после первой встречи с Ксюшей. С того раза видел ее только мельком, то с Максимычем, то с Николаем. Взглядами издалека перекинемся с ней — дышать не могу, земля под ногами качается. Всеми фибрами своими ощущаю с Ксюшей контакт душевный, она ко мне тоже тянется, глазами прищуренными спрашивает: «Не передумал еще меня в жены брать?» «Эх, Ксюшка, — кричу я мысленно, — ну что ты с этим фантомасом бродишь, чего он тебе на ухо шепчет?! Стихи, наверное. Подумаешь, невидаль, слова рифмовать умеет! Да если прикажешь мне, не хуже его напишу. Пускай не стихи, прозу писать буду, у меня жизненных впечатлений и наблюдений под самую завязку. В институт надо поступить — поступлю! Только не понимаю, на кой тебе этот институт сдался?..»

Как ни пытался я убедить себя, что ничем Николая не хуже, сомнения не исчезали. Это я только с виду такой бравый, а внутри себя очень даже частенько неуверенным бываю. И только сейчас вот, когда Николаю в глаза заглянул, приободрился. Нет, Ксюша, никогда у меня таких глаз, как у жениха твоего, не будет. Ни для тебя, ни для кого другого. От взгляда Николая душа леденеет. Случись сейчас со мной под водой беда, Николай на помощь не разбежится…