Борис Рощин - Открытая дверь

Здесь я, наверное, в отношении соперника своего перегиб сделал. Не стоило о Николае такое говорить, тем более писать. Хотя почему не писать, если мысли подобные возникают? Я ведь почему перо в руки взял, небось догадываетесь? Конечно же, из-за нее, из-за Ксюши. Забегая вперед, скажу: бильярдная история для меня в писательском деле только поводом явилась, толчком, причиной же, повторяю, Ксюша была. Что выходит из-под пера моего, не мне судить. Но коль столько страниц вами прочитано, значит, одно из двух: либо я не хуже Николая это дело освоил, либо вы, читатель, удивительной читательской настырностью обладаете. Но не о том сейчас речь.

Итак, ползаю я по дну реки, мусор в корзину собираю, по давлению воды чувствую: на глубину забрел. Дно илистое пошло, мутью все вокруг заволокло, коряги сучьями за акваланг хватаются, а связи привычной с землей не ощущаю. Сигнальный конец на груди безжизненно висит, никаких немых водолазных команд и вопросов по нему обеспечивающий мне не подает. Вспомню взгляд Николая, каким он меня под воду провожал, и не по себе становится. Но вот сигнальный конец задергался, суматошно как-то, невразумительно. Чувствую, чужой кто-то наверху баламутит. Поспешил я к берегу, голову из воды высунул и вижу рядом с Николаем женскую фигуру. Сквозь запотевшее стекло шлем-маски рассмотреть, кто такая, не могу, но не Ксюша. Машет фигура всполошенно руками, за «сигнал» дергает, кричит знакомым голосом:

— Андрюша, акула! Скорее на берег! Акула!

Тут только я по голосу узнал женщину! Вика! И «Волга» черная поодаль стоит, Максимыч под капотом ее ковыряется. Выбрался я с корзиной мусора на берег, Максимыч кричит:

— Раздевайся! На сегодня хватит!

Едва я плечи от гидрокомбинезона высвободил, Вика подскочила ко мне и — чмок в щеку. Я прямо обалдел от неожиданности. Не в таких мы с ней близких отношениях, чтобы меня на людях целовать, пускай даже в шутку. Николай, примечаю, усмехнулся криво, Максимыч на нас таращится из-под капота и… Ксюша возле дерева стоит, грустно на меня смотрит. И как я ее не приметил?

— Андрюша, дорогой, здравствуй! — Вика воркует. — Вот хорошо, что я тебя сегодня встретила.

— Здравствуйте, Вика, — официально и холодно отвечаю, — здравствуй, Ксюша!

— Здравствуй, Андрей, — Ксюша тихо произносит.

— Ребята, у меня сегодня заводное настроение, — Вика не унимается, — давайте погуляем, а? Папа мне машину до утра дал, махнем все вместе на Липовые горы? У меня там знакомый лесник живет, он для нас барана не пожалеет. Я вас бешбармак научу готовить, настоящий киргизский бешбармак. Как, ребята?

— Сегодня нельзя, — Николай голос подает, — у нас сегодня собрание.

— Ты же дал мне слово, что с бильярдом покончено, — проговорила вдруг Ксюша, приближаясь к нам. — Ты же обещал, Коля!

— Да я так… — Николай сматывал сигнальный конец и не смотрел на девушку, — я только посмотреть. Чего ты, в самом деле, паникуешь.

— Ага, мы только посмотреть, — поддержал я своего напарника.

— Тебе, Андрюша, ходить туда тоже не надо, — Вика ко мне придвинулась, — я тебя прошлый раз предупреждала. Очень прошу, будь подальше от бильярда.

— Пардон, мадам, — возражаю я Вике, — но отрываться от своего рабочего коллектива в дни зарплатных торжеств я не привык. Коллектив же, как я понимаю, твердо нацелен на столовую. А что до бильярда, то, как Максимыч говорит, поглядим — увидим…

— И я тебя прошу, Андрей, — Ксюша поддержала Вику, — не ходи. Николай в наркомана превратился, и тебя искалечат.

— Ксюшенька, извини, — возражаю, — но любопытство в характере моем главное достоинство. Не узнать, как из меня станут делать наркомана, выше моих сил.

— Андрей, я не шучу, — Ксюша посмотрела мне в глаза пристально, повторила тихо: — Я не шучу…

Вот как в жизни бывает! С иным человеком годами рядом живешь и понять его не можешь. На что он способен? Войдет, как в песне поется, в горящий дом или не войдет, выручит червонцем в трудную минуту или не выручит? А другому, как Ксюше вот, в глаза глянешь — и полная во всем ясность. Сейчас что-нибудь выдаст…

— Андрей, ты говорил мне, что я тебе нравлюсь?

— Ага…

— Я сказала тебе, что у меня есть жених?

— Ага…

— Так вот: с этого момента у меня жениха нет!

— Ксюша, да перестань ты, — Николай отложил в сторону акваланг, — не пойду я на бильярд…

— Теперь дело уже не в этом, Николай, — громко проговорила Ксюша, и я заметил, что у нее дрожат руки, — я так решила… Ты прости меня, Николай, но лучше отрезать все разом. Я не хочу быть твоей женой, и это все! Извини, что говорю такое публично, но так лучше…

Слушаю я Ксюшу, ого, характерец! Такого от нее даже я не ожидал!

— А тебе, Андрей, так скажу, коль сорвалось, — Ксюша продолжает, — парень ты мне по душе. Если сердце твое к моему тянется, многое от тебя зависеть будет. Но бильярдистом станешь, как они, — Ксюша в сторону Максимыча с Николаем кивнула, — дорожки наши не пересекутся никогда.

Видно, и вправду сорвалась девчонка. Надрыв какой-то в ней произошел. Говорит и остановиться не может, а сама уже трясется вся. Настала и моя очередь слово молвить, а что сказать, не знаю. Взгляд Ксюшкин аж звенит на мне, как струна натянутая. Сейчас его одним неточным словом оборвать можно, и навсегда. Это я верно знаю, у меня самого в жизни бывали подобные моменты.

— Как там, Ксюша, у Вольтера, — начал, — «Когда не знаешь, что ответить, говори правду», так вроде? Ты сейчас перед нами открылась, буду и я как на духу. Что нравишься мне очень и что женой моей станешь, повторяю. Предчувствие у меня в этом необыкновенное. Но как жене своей будущей скажу: никогда мне условий запрещающих не ставь. В футбол мне играть или на бильярде, сам разберусь. В этом мне не только ты, сам бог не указ. В семейных отношениях я больше всего уважительность взаимную ценю и доверие. Если не будет у нас в этих вопросах контакта полного, разлад семейный получится и разлет. А что до наркомании, за это тебе вовсе бояться нечего. Я против всякой наркомании — и телесной, и духовной — настрой внутренний имею и никогда ей не поддаюсь…

Ораторствую я так не совсем вразумительно для себя даже, но, чувствую, верный тон с Ксюшей взял. Спадает с нее напряжение, отходит она, взглядом мягчает, вот-вот уже разревется. Николай с Викой понять не могут: шутим мы или всерьез разговор ведем. У Николая глаза на лбу, Вика от изумления ушами шевелит, и только Максимыч из-под капота бормочет что-то насмешливое.

Да, болтуном человек очень часто бывает, трепачом. Кажись, чего проще: сделал, а потом скажи, похвастайся. Так нет, норовит наперед разлюли малину развести, а уж потом в лучшем случае за дело приняться. Ну кто меня, спрашивается, тянул за язык насчет устойчивости против соблазнов злачных?