Борис Рощин - Открытая дверь

«Почему мне не дают орден? — выпорхнула вдруг из тайника желаний директора его заветная мечта. — Чем я хуже других?! Почему Бельскому дали «Знак Почета», а сколько лет я тяну план? Почему такая несправедливость, где правда?!»

Мечта, покружившись над директорской головой, быстро ослабла и, падая, задела крылом прикрытые глаза Анатолия Ивановича. И высекла из них слезу, большую, росно-чистую. Слеза выскользнула из-под темных зеркал, пробежала по кирпично-жарким щекам директора и, сорвавшись с подбородка, ударилась о стол.

Анатолий Иванович вздрогнул и очнулся от дремы. Открыл глаза, прислушался. Голос секретаря-машинистки за стенкой его очень и очень насторожил. «Никак с начальством разговаривает, — подумал Анатолий Иванович встревоженно, — и, кажись, с областным?»

Директор снял с лица зеркальные очки, потер глаза и стал быстро приходить в себя, трезветь. Когда же дверь кабинета приоткрылась и в щель просунулось остроносое личико Пахомовой, Анатолий Иванович коротко и вполне осмысленно спросил:

— Кто?

— Сам Павел Павлович! Уже выехал, скоро будет у нас.

Анатолий Иванович помолчал маленько, собираясь с мыслями, потер виски ладонями, приказал:

— Кофею мне, Настя. Много кофею!

— Да где же взять-то его, кофей?

— Где? А растворимого для директора по телефону не ты заказывала? Смотри, Настя… Придет Петрусева, ой худо тебе будет.

До приезда начальника областного управления сельхоззаготовок Павла Павловича Игнатенко директор заготконторы успел выпить пять стаканов наикрепчайшего растворимого кофе. Напиток этот и естественное волнение сделали свое дело — встречать гостя из области Анатолий Иванович вышел на крыльцо не только трезвым, но даже и слегка усталым. Анатолий Иванович осунулся, побледнел, припорошен был базовской пыльцой от грузовиков (прошелся по базе).

К черной «Волге», из которой поднялся Павел Павлович Игнатенко — высокий, сухой, с желтовато-нездоровым лицом, — директор заготконторы сошел с крыльца хоть и поспешно, но без малейшего подобострастия. Любопытствующие заготконторские головы из окон исчезли, но Анатолий Иванович чувствовал — сейчас вся заготконтора смотрит на него.

«Зачем приехал Игнатенко? Снимут директора с работы или не снимут?» — эти немые вопросы задавали, казалось, даже приоткрытые окна и двери конторы.

Сердце Анатолия Ивановича заходилось от выпитого кофе, замирало от недоброго предчувствия, надежда заполучить на худой конец «Заготзерно» Петрусевой потускнела, стала призрачной, но держался он молодцом. Анатолий Иванович в эти трудные для себя и заготконторы минуты не поддался панике, сохранил полнейшее самообладание и, как это иногда случается с нешибко смелыми людьми в критические моменты, повел себя с начальством отчаянно-отважно.

— Приветствую вас, Павел Павлович! — проговорил он, улыбаясь. — Здравствуйте! Давненько вас поджидаем. Можно даже сказать — ждем. Как доехали?

Начальник сельхозуправления сухо поздоровался с директором, хмуро поднялся на крыльцо и молча прошел в кабинет Анатолия Ивановича. Анатолий Иванович так же молча, но достаточно непринужденно следовал за ним. В кабинете Павел Павлович остановился возле распахнутого окна, спросил, не поворачивая головы:

— Значит, ждал?

— Ждал, Павел Павлович, ждал. По всему городу слухи идут: директора заготконторы снимают. А я, честно говоря, иных «наград» для себя давно уже не ожидаю. Приобвык. Рок какой-то надо мной витает. Работаю как лошадь, любой план, сами знаете, тяну…

— Пьешь тоже как лошадь?! — все так же не поворачивая головы, произнес жестко Игнатенко. — Распустился!

— О чем это вы, Павел Павлович? — без робости удивился Анатолий Иванович. — С планом вас никогда еще не подводил, а пью, как все люди, воду и молоко. Все остальное — по праздникам.

Тут директор заготконторы почувствовал, что дал в словах промашку. Не надо было упоминать о молоке. Общеизвестно было, что у Павла Павловича язва желудка еще с послевоенных лет и он страстный любитель парного молока. В любой деревне, где имеются коровы или козы, Павел Павлович, приехав, обязательно выпивал стакан парного молока. Это была его единственная слабость, и он мог принять слова о молоке как некий нехороший намек.

— Что за машину ветками украшаете? — неожиданно спросил Игнатенко, глядя в окно.

— Что вы сказали, Павел Павлович?

— Кого хоронить собрались, спрашиваю? Чья это машина?

— Машина наша, базовская. У моего бухгалтера мать умерла, вот собираемся хоронить. По этому случаю даже выезд в лес за дикорастущими отменили.

— В сезон машину для похорон родственников? — удивился начальник управления. — Богато живете.

— Живем небогато, — возразил Анатолий Иванович, — но дружно. Без внимания ни работников своих, ни родственников их не оставляем. Для нас, если хотите, Павел Павлович, главное даже и не план, а человек. Все факторы, влияющие на настроение человека, стараемся учитывать. О микроклимате, который вы прошлый раз упоминали, не забываем, создаем и поддерживаем. В хорошем микроклимате, как вы очень правильно заметили тогда, план не может быть не выполнен.

Начальник управления отвернулся от окна и как-то странно посмотрел на директора заготконторы. Анатолий Иванович уловил в этом взгляде немало для себя нехорошего, но и поймал нечто такое, чему порадовался. Конечно же, любимую Павлом Павловичем тему о микроклимате и внимании к человеку он тронул сейчас грубовато. Но, видать, задел все же в душе начальника управления некую невидимую струну. И струна эта, помимо воли Павла Павловича, издала в его душе ответный, благожелательный к директору заготконторы, звук. Почти неслышный, неуловимый, но Анатолий Иванович инстинктивно почувствовал его. Мечта о «Заготзерне» сразу как-то прояснилась, окрепла, стала обретать реальные черты. Анатолий Иванович хотел продолжить монолог о микроклимате, плане и внимании к человеку, но тут произошло непредвиденное. Павел Павлович поднял вдруг руку и снял со шкафа графин со спиртом. Директор заготконторы, словно околдованный, туповато смотрел, как ненавистник всего спиртного наливает в стакан огненный напиток. Не будь Анатолий Иванович в таком физическом и душевном напряжении, он вовремя нашелся бы, как удержать Павла Павловича. Но сейчас запоздал. Когда сообразил, что к чему, и дернулся к стакану, было уже поздно. Разжарившись в кабинетной духоте, начальник управления сделал хороший глоток…

Не зная, что предпринять, Анатолий Иванович испуганно смотрел на искаженное лицо Павла Павловича. Начальник управления беззвучно хватал воздух ртом и царапал рукой воротник рубахи.

— Воды! — выдохнул наконец Павел Павлович. — Воды!