Борис Рощин - Открытая дверь

Повесив трубку, Анатолий Иванович произнес жестко:

— Этот безобразный случай оставлять без последствий нельзя, Мария Никитична. Прошу вас, как председателя месткома, разобрать поведение Бориса Иосифовича на собрании, я со своей стороны издам приказ. Но сор из избы выносить, мне думается, не следует.

Мария Никитична вышла, директор протянул было руку к графину, но передумал: появилось предчувствие, что следует пообождать с этой спорной марки жидкостью, унижающей его достоинство как человека и как руководителя даже в собственных глазах.

Зазвонил телефон. Анатолий Иванович выдержал директорскую паузу, поднял трубку и по голосу Бориса Иосифовича определил, что приемщик достаточно взволнован. Сухо перебил его:

— Об этом потом. Вы сделали перерасчет Белоусовой? Да, да, по высшему сорту! Второй вопрос к вам, Борис Иосифович, вы вспомнили, о чем я вас спрашивал? Сдавал ли совхоз «Рассвет» шкуры телят нынешней зимой? Сдавал. Сколько штук? Около сотни?! — директор заготконторы взволнованно приподнялся на стуле. — Так… Борис Иосифович, все накладные, все документы на шкуры телят по «Рассвету» немедленно ко мне. Немедленно!

Молодо вскочив из-за стола, Анатолий Иванович возбужденно забегал по голубой ковровой дорожке. Вот они каковы передовые-то директора совхозов и управляющие отделениями! В газету дают сплошных Шекспиров и Вольтеров, а в заготконтору — шкуры павших телят. Да еще пишут на него жалобы в горком! Ай, Бельский, ну, Еськов…

«Лично я если кого и обманываю, так это свою жену», — мысленно произнес Анатолий Иванович и вдруг, резко взмахнув рукой, гневно выкрикнул:

— А вы, товарищ Бельский, обманываете государство! Народ!

За окном послышались женские голоса, смех. Директор остановился, прислушался. Серебристо-глуховатый голосок главбуха Сергиенко легко покрывал все остальные голоса.

Анатолий Иванович, как это часто случалось с ним в минуты возбуждения, мгновенно принял новое решение: «Да, да, надо ехать за грибами. Надо ехать, там будет видно, что к чему. И ехать именно во владения Бельского, к заготовителю Гусеву. А с Еськовым я поговорю на месте».

Подняв трубку, Анатолий Иванович по памяти набрал номер заготовителя. Прокричал:

— Алло! Кто это? Елена Всеволодовна?! Заготконтора говорит, Хромов. Гусев где?.. Передайте мужу обязательно: в субботу будем у него всем коллективом за грибами. Чтобы все подготовил… Бочкотару? Хорошо, пару бочек прихвачу, больше не могу, в машине коллектив. Грибы сдадим ему и отоваримся для отдыха. Нет, нет, мне на сеновале. Грибоварка не барахлит?.. Хорошо. Значит, ждите в субботу утром. Все! До свидания.

Не опуская трубку, Анатолий Иванович нажал пальцем рычаг телефона, принялся набирать новый номер — Марии Никитичны. И в этот самый момент приметил, как с крыльца ларя споро сошел шкурятник Борис Иосифович и направился к его директорской резиденции. Соломенная шляпа шкурятника, как всегда, надвинута была на глаза, но обычно впалая грудь Бориса Иосифовича сейчас под пиджаком бугрилась, возле подмышки. «То-то же… — удовлетворенно подумал Анатолий Иванович, — распустились, бездельники. Чувство ответственности потеряли. Народу хамите!»

— Алло, Мария Никитична? Мария Никитична, что у нас с машиной?.. За каким лапником?.. Ах, для похорон… Я тут думал, Мария Никитична, прикидывал так и эдак. Никак не получается у нас с машиной для Ерашовой. План по дикорастущим под угрозой, придется ехать. Всем коллективом на прорыв. В субботу… А для Ерашовой будем думать. Будем думать обязательно. И передайте, пожалуйста, Сергиенко: пускай зайдет ко мне.

Женщина-врач, выдавшая Елене Александровне справку о смерти мамы, оказалась человеком удивительно внимательным. Она долго и хорошо разговаривала с Еленой Александровной и даже вытерла на ее глазах слезы. Из больницы Елена Александровна вышла успокоенной и, главное, знала, что ей делать дальше. Теперь ей необходимо было ехать в загс и там, на основании врачебной справки, ей должны были выдать свидетельство о смерти мамы. С этим свидетельством она должна пойти в похоронное бюро, где закажет гроб и все необходимое для похорон, а потом надо идти на кладбище к сторожу, который выделит участок для могилы. Вот только куда вначале — к сторожу или в бюро, Елена Александровна опять засомневалась.

Никогда еще в автобусе она не забывала взять билет, а тут забыла. Стояла притиснутая людскими телами к заднему автобусному стеклу, смотрела на убегающую от нее дорогу и слышала вокруг себя только ровный гул голосов. Вдруг кто-то тронул ее за плечо:

— Гражданка, прошу предъявить…

Елена Александровна не сразу поняла, чего хочет от нее усатый чернобровый человек, а когда сообразила, засуетилась, раскрывая сумочку:

— Да, да, билет. Вот… Дайте мне билет.

— Нет, это вы мне дайте билет, — чернобровый сверкнул зубами. — Куда едем, гражданочка?

— Я?

— Вы.

— Я в загс.

Кто-то жарко дыхнул Елене Александровне в ухо и засмеялся.

— Чего ржешь, жеребец! — осек смех женский голос. — Не видишь — человек в трауре!

Говор и смех возле Елены Александровны на мгновение смолк, напор тел на нее поослабел.

— Вот билет, возьмите. Лена, ты? Здравствуй.

— Петя… — тихо прошептала Елена Александровна, узнав в высоком белоголовом мужчине, прижимающем к животу «авоську» с пустыми кефирными бутылками, бывшего своего мужа, — Петя…

С Петром Елена Александровна познакомилась, когда ей шел уже тридцатый год. Однажды у них в бухгалтерии что-то случилось с проводкой. Пришел высокий сутулый электромонтер, поднялся на табурет и принялся менять проводку, а она стала ему помогать — подавала инструмент, провода. На следующий день электромонтер пришел проверить свою работу и пригласил Елену Александровну в кино. После кино проводил ее до дома и пригласил в субботу на танцы. Идти на танцы в городской клуб она отказалась, не было подходящего платья, да и возраст… Они пошли на «пятачок» — городскую окраину, где с дерева хрипел песенки репродуктор и кучно переминались в танго, тряслись в фокстротах неорганизованные танцоры всех возрастов. После танцев Петя неловко поцеловал ее в темноте и сказал: «Пойдем ко мне. Я на Заречной снимаю комнату». И она пошла. Она не надеялась ни на что и пошла просто потому, что «это» надо, чтобы и у нее все было так, как у всех людей, а Петр был скромный и тихий парень, который не отпугивал ее, как другие мужчины — грубые и насмешливые. Это была единственная ночь, которую она провела без мамы и даже не предупредив ее ни о чем. Потом, когда Петр сделал ей предложение, Елена Александровна очень удивилась. Ей казалось, что Петя не захочет ее больше видеть, такая она была неинтересная и несуразная в ту ночь.