Борис Рощин - Открытая дверь

— Соседка я его. Жили вместе когда-то в одной квартире.

— Соседка, — разочарованно произнес дежурный, и огоньки интереса в его глазах погасли, — а я думал, родственница, дочь.

— Нет, я соседка, — повторила Елена Александровна.

— Это которого Никифорова спрашивают? — раздался за спиной Елены Александровны старческий женский голосок. — Из двенадцатой комнаты?

— Да нет, другого, — отмахнулся дежурный, — без рук Никифоров, высокий. Шумливый, который директоршу нашу Людмилу Африкановну матюковал.

— А… Тот Никифоров умер же.

— Вот я и говорю гражданке: Никифоров без руки по весне помер. А матюковал Людмилу Африкановну правильно, за дело. Обленилась. Раньше, бывало, хоронили — венок железный на могилу, цветы, а нынче что? Из сырой доски гроб делают, а кумачом обить — не каждому. Ручки к гробу и то прибить не могут.

— Нет, Павлуша, ты не прав, — возразил старческий голосок, — вины Людмилы Африкановны тут нет. Это все похоронное бюро…

— Бюро! — рассерженно фыркнул старик. — Легче всего на бюро сваливать. А ты сама характер прояви, похлопочи, сходи куда следует. Что мы, сухой доски не заслужили? Правильно Никифоров матюковал Людмилу Африкановну, очень правильно!

Елена Александровна молча слушала стариков. Известие о смерти Василия Максимовича она восприняла с какой-то равнодушной покорностью, вот только зазнобило всю, словно от холодного ветра, и вновь забухало, зашумело в висках.

— А может, все же дочкой приходишься Никифорову? — спросил дежурный, испытующе глядя на Елену Александровну. — Или по другой какой линии? Тогда зайди к Людмиле Африкановне, авось и осталось чего от Никифорова. Документы какие или вещь. Стесняться не надо, ежели и дочь, чего там… А то многие, которые после смерти приходят, стесняются.

— Нет, нет, я соседка! — почти крикнула Елена Александровна и бросилась к дверям, не попрощавшись.

От дома престарелых Елена Александровна направилась, теперь уже твердо, к больнице, унылое серое здание которой виднелось за забором. Она нашла в заборе лаз, протиснулась в него и оказалась в уютном кустарниковом закутке, где валялось несколько пустых ящиков и стоял дощатый стол, вкопанный в землю. Решимость продолжать путь исчезла, Елена Александровна устало присела на ящик и вдруг поймала себя на мысли, что думает не о маме, а о Василии Максимовиче, в общем-то чужом и малознакомом ей человеке. Почему старик-дежурный принял ее за дочь Василия Максимовича? Разве у него была дочь? А почему нет? Когда-то у соседа-скандалиста была, наверное, семья, были дети. Они прожили с мамой рядом с Василием Максимовичем многие годы и ничего, совершенно ничего не знали о нем.

Елена Александровна потирала ладонями виски и ощущала на себе какую-то гнетущую тяжесть. Словно была виновата в чем-то перед Василием Максимовичем. И вдруг поняла, что гнетет ее, вспомнила.

Это было в канун Майских праздников. Они с мамой тогда получили новую квартиру и только-только расстались с шумливым Василием Максимовичем, наслаждались квартирным покоем и тишиной. Расставаясь с коммунальными соседями, мама из вежливости (а может быть, искренне), приглашала всех в гости, и Василия Максимовича тоже. Но они никак не ожидали, что сосед-скандалист придет к ним. Елена Александровна увидела его вечером с балкона. Василий Максимович шел по набережной реки, держа в руке большой бумажный пакет, а из кармана пиджака его, в который заправлен был пустой рукав, торчала бутылка. Неожиданно он остановился и посмотрел вверх. Она невольно отпрянула от балконных перил в комнату. Сказала маме: «Василий Максимович к нам идет, надо запереть дверь. Выпьет, начнет ругаться, скандалить. Хватит, насмотрелись и наслушались», — и повернула в замке ключ. Мама не возразила ей, промолчала. Они уселись на кушетку и молча стали ждать. Звонка не было очень долго, и ей стало казаться уже, что она обозналась и по набережной шел не Василий Максимович, а кто-то другой, на него похожий. А если и Василий Максимович, то почему он должен явиться в дом? Может быть, он случайно проходил мимо и случайно посмотрел на балкон?

Но вот за дверью раздались знакомые шаркающие шаги недавнего соседа. Шаги остановились возле двери, никто не звонил. Казалось, человек за дверью не решается нажать кнопку и чего-то ждет. Это было очень не похоже на Василия Максимовича, который никогда не церемонился и не любил ждать. Потом прозвучал звонок — коротко, прерывисто. Они с мамой сидели не шелохнувшись. Когда раздался второй звонок, такой же короткий и неуверенный, она готова была подняться и открыть дверь. Но промедлила. Теперь открывать было уже нельзя, человек за дверью догадался бы обо всем по тишине. Оставалось только очень тихо сидеть и ждать.

Сердце у нее колотилось, как у мамы в ту далекую ночь, когда стучался к ним в железную дверь госпитального подвала Чудик. Но вот наконец шаги пришельца зашаркали по лестнице вниз. Она облегченно посмотрела на маму и словно бы увидела ее после долгой-долгой разлуки — лицо мамы было морщинистым и совсем старым.

Где-то неподалеку послышались голоса. Елена Александровна очнулась от воспоминаний, торопливо поднялась с ящика. Поправила сползающий на лоб платок и побрела к серому унылому зданию.

Анатолий Иванович не был большим стратегом по части борьбы, но понимал: прежде чем начать генеральное наступление на двух главных своих обидчиков — директора совхоза Бельского и управляющего центральным отделением совхоза Еськова, — необходимо укрепить собственные тылы, подтянуть трудовую дисциплину, поднять личную ответственность каждого перед руководителем заготконторы. Идти на Бельского с такими деморализованными слухами соратниками, как дремлющий на солнышке шкурятник Борис Иосифович, по меньшей мере легкомысленно. Правда, кое-что для укрепления тыла уже сделано. Выявлен, а следовательно, и обезврежен тайный агент — анонимщица Пахомова, значительно ослаблена антидиректорская направленность председателя месткома, усилен слух о Петрусевой из «Заготзерно». Кое-кто, в том числе и шкурятник Борис Иосифович, очень почешет в затылке, узнав о Петрусевой…

Мысленно разобрав и одобрив свои действия по укреплению директорского влияния на заготконторский коллектив, Анатолий Иванович прикинул: что имеют против него Бельский с Еськовым? Простои совхозных машин на базе? Но где такие базы, на которых в разгар сдаточного сезона нет простоев? Не его вина, что пропускная способность погрузочной эстакады в два раза меньше требуемой, что строители ее не удосужились даже сделать съезд с эстакады. А ведь он говорил, предупреждал, но все прикрылись типовым проектом. Проект хорош для легких грузовых машин, а на эстакаде теперь толкутся «шаланды» и грузовики с прицепом, а то и с двумя. И все требуют съезд.