Борис Рощин - Открытая дверь

— Смотри, не проговорись, — строго предупредил старуху директор, — не то с тебя за ремонт избы рублей сто удержат.

— Сто рублей! — ахнула бабка Аня и сморщилась. — Батюшка, Анатолий Иванович, да где мне, старухе, взять-то! Сто рублей!

— Отвечай всем, как я велел, и ничего не бойся, — успокоил директор старуху. — Ну, что там народ про меня говорит? — добавил он, расстилая шкуру козы на столе.

— Кто говорит, батюшка, трактористы? Али которым ты огороды подавил?

— Ну, вообще, все… — Анатолия Ивановича начала слегка раздражать бабки Анина непонятливость.

— Вообще-то, Анатолий Иванович, батюшка, народ тебя дюже любит, — сообразила наконец ответ бабка Аня, — особливо трактористы. Почитай, только о тебе и говорят…

— Ну ладно, ладно, — не без удовольствия проговорил Анатолий Иванович, хотя и понимал, что старуха льстит ему. — Знатная коза! — оценил он, измеряя шкуру линейкой. — Видать сразу: мастер снимал. Ни одного подреза нет.

— Мастер, как же, мастер, — согласно закивала головой бабка Аня, — Володя-тракторист снимал. Что поросенка зарезать, что шкуру снять — первый на деревне мастер. Нынче зимой, почитай, и на тракторе не работал, шкуры с телят снимал.

— С каких телят? — Анатолий Иванович насторожился.

— Нынче у нас на ферме, на этом, как его… коплексе, телят позамерзало — страсть! Весь обогрев полопался на коплексе, вот и поморозили телят.

— Постой, постой, бабка Аня, — взволнованно перебил старуху Анатолий Иванович, — на Волошовском комплексе падеж телят был? А ты не путаешь? У Еськова был падеж?!

Взволнованный новостью, директор уже не слушал старуху. Он прекрасно помнил, что районная газета отмечала совхоз «Рассвет», который в трудных условиях лютой зимы сумел сохранить молодняк, и вот выясняется… Хотя то, что говорит сейчас бабка Аня — все это лирика, все это пока еще Шекспир. Нужны документально подтвержденные факты падежа.

Не обращая внимания на приседающую под его окном старуху, Анатолий Иванович снял телефонную трубку, набрал номер шкурятника Бориса Иосифовича. Проговорил ровным приветливым голосом:

— Борис Иосифович, нынче зимой от «Рассвета» шкуры телят принимал? Нет, говоришь? А может, запамятовал? Может, накладные по индивидуальному сектору провел? Ну, ну, вспомни, вспомни… Работай пока, — теперь уже со скрытой угрозой заключил директор и повесил трубку.

— Родный, Анатолий Иванович, батюшка! Шкуру-то ты мою возверни, — напомнила о себе бабка Аня, — идтить мне надобно, внучку Таньку еще спроведать…

— Успеется, не о себе забочусь, — сурово прервал старуху директор и деловито набрал новый номер. Пригласил:

— Мария Никитична, прошу зайти ко мне.

Председатель месткома поняла замысел директора с полуслова. Молча осмотрела шкуру козы на директорском столе, прикинула шкуру линейкой и согласно кивнула на цифры, выписанные директором на листе бумаги.

— Подрезов нет, пролысин и прелости нет, комковатости нет, размер на удивление, — тихо произнес Анатолий Иванович, — коза молодая. Считаю: высший сорт, — палец директора указал в ценнике графу с цифрой восемь рублей двадцать копеек.

— Да, — сказала Мария Никитична, — согласна.

— Вот ваша шкура, гражданка, — официально обратился к бабке Ане директор, — идите и сдавайте ее в ларь. Приемщику не возражайте, не волнуйтесь, берите, что дадут. Квитанцию принесете мне, я разберусь.

За те минуты, пока бабка Аня сдавала в ларе шкуру своей козы, директор заготконторы успел набросать проект приказа по проверке пункта приема пушно-мехового и кожевенного сырья. Отметил в приказе, что на пункте приема нет должного внимания к сдатчикам, не учитываются их запросы и пожелания, не изжиты еще факты равнодушия, имеют место отдельные случаи занижения сортности сдаваемого сырья. В качестве примера директор приводил случай с гражданкой-пенсионеркой из совхоза «Рассвет» (здесь Анатолий Иванович оставил пропуск, чтобы потом вписать запамятованную фамилию бабки Ани), которой была умышленно занижена сортность шкуры козы. Вместо высшего сорта шкура принята (пропуск) сортом. Вместо восьми рублей двадцати копеек сдатчица сырья получила (пропуск), в результате чего…

— Анатолий Иванович, надо бы еще Антохину пригласить для акта, как народный контроль, — подсказала директору Мария Никитична, — или Васильева с базы.

— Не будем выносить сор из избы, — мягко возразил директор, продолжая писать, — это на руку только нашим недругам. Нам же следует и проверять, и доверять людям. В конце концов, цель данной проверки заключается не в том, чтобы наказать Бориса Иосифовича, наша цель — наладить дело, а в конечном итоге — выполнить план.

— Батюшка, Анатолий Иванович, родный! — запричитал за окном голос бабки Ани, и цветастый платок старухи задергался над подоконником. — Чего эт в ларе твоем деется! Все пьяные вдрызг сидят, срамники, над старым человеком куражатся. Особливо этот, молодой, мордастый, бесстыжие глаза…

— Сдала шкуру? — перебил старуху директор. — Где квитанция?

— За эдакую шкуру рупь сорок пять дали, — не унималась бабка Аня, протягивая квитанцию директору. — Батюшка, Анатолий Иванович, приструни ты их, бессовестных. А не хочешь, говорят, неси шкуру обратно домой. А я за семьдесят верст сюды приехала, внучке Таньке еще гостинцев хотела купить, а теперича выходит, что и дорогу козой не оправдала.

— Действительно, один рубль сорок пять копеек, — проговорил директор и смущенно переглянулся с председателем месткома. — Борис Иосифович вконец обнаглел.

— Борис Иосифович еще ничего, уважительный, — вступилась старуха за приемщика, — а этот особливо изгалялся, молодой, мордастый. Я ему говорю: зачем над старой женщиной смеяться, я в партизанах раненная, а он, бесстыжие глаза, гогочет: мы здеся все контуженные.

— Безобразие! — гневно воскликнул Анатолий Иванович. — Какое безобразие! Вот что, бабушка Аня, — директор высунулся в окошко и задушевно тронул старуху за плечо, — иди назад в ларь. Иди, иди, получишь все, что тебе причитается. Мы никому не позволим глумиться над старым человеком, иди, я сейчас позвоню приемщику, я это дело так не оставлю, виновников накажем строго. А квитанцию я оставлю у себя.

Бабка Аня, лихо приседая на ноге-пружине, вновь двинулась к ларю. Анатолий Иванович, поднимая телефонную трубку, проговорил грустно:

— Откуда, дорогая Мария Никитична, в людях столько скверны? Почему это? Зачем это? Борис Иосифович?.. Вот что, уважаемый, к вам возвращается гражданка… — директор поднес к глазам квитанцию, — Белоусова Анна Тимофеевна. Да, да, шкура козы. Рассчитайте ее по высшему сорту, квитанция находится у нас, у проверочной комиссии. Потом позвоните мне, у нас с вами будет особый разговор.