Иосиф Герасимов - Миг единый

Оля хоть и смутно, но все же помнила Л., она приезжала сюда дважды на завод, еще до того как стал на нем директором Александр Петрович; в первый раз ей нужны были данные в цехе холодного проката для диссертации, она проторчала здесь две недели, работала с утра до ночи и знала только завод да гостиницу; потом ее присылали сюда из института, чтобы она могла участвовать в одном любопытном эксперименте по снятию окалины с листа после горячего проката, и тогда она была посвободней, могла бродить по улицам, гуляла в большом Нижнем парке, где росли старые-старые липы и были построены павильоны с местной минеральной водой. Ей говорили, что старожилы не любят завод, жалеют, что он так размахнулся, отвоевав большую лесную территорию, — а леса тут были знаменитые, — и старожилы боялись, что и река пострадает, вообще-то в ней почти не стало рыбы. Оле объяснили, почему все так случилось: завод закладывали сразу после войны, а тогда те, кто проектировал промышленные здания, еще заботились о маскировке от самолетов, потому и выбирали места поглуше, мол, лес прикроет завод, а закладывать-то его надо было на правом берегу реки, где места открытые, просторные, там сейчас настроили новых жилых домов, и улицы хорошо продувались вольными ветрами. Старая часть города тоже сохранилась — и высокий собор на холме, и несколько старинных купеческих особняков. Война не принесла сюда разрушений, хоть и остановилась близко, всего километрах в ста; о том, что на город не упал ни один снаряд, ни одна бомба, тоже ходили разные толки, поговаривали, будто бы один из нацистских главарей, прослышав о целебных водах и необычно чистом воздухе этих мест, велел город не разорять, чтоб сохранить его как курорт для рейха…

Они въехали в город в начале одиннадцатого, и Оля сразу же указала Борису дорогу к центру; по кривой улочке поднялись на холм, с которого глубоко просматривалась даль, видна была река, два моста через нее, а дальше — лесная гряда и над ней заводские корпуса. Оля велела остановиться у гостиницы, здесь она намеревалась позавтракать и узнать адрес Александра Петровича в справочном киоске.

Так оно и вышло: адрес они узнали, как только вошли в холл гостиницы, — Александр Петрович был известным в городе человеком; потом направились в кафе, народу в этот час было мало, и они сели за столик у окна, заказали еду, и Оля перво-наперво почти залпом выпила чашку кофе.

— Ох, как хорошо! — сказала она.

Борис всегда ел много и с удовольствием, был не очень разборчив, мог есть и кашу и мясо, но только чтоб было много, и сейчас он весь ушел в еду, сосредоточенно жевал; крошки оставались на его бороде, он не стряхивал их, а может, даже и не замечал. Оля взглянула на него:

— Чудесно, что ты поехал…

— Ты ведь знаешь город, — сказал он. — Этот Александр Петрович далеко отсюда живет?

— Если судить по адресу, насколько я помню: две автобусные остановки.

— Тогда мы оставим машину здесь.

Она сразу поняла, к чему он клонит, и засмеялась:

— Хорошо, только мы выпьем вместе. Я маленькую рюмочку коньяку, а ты можешь побольше.

— Просто мне нужно немного взбодриться, я устал, — сказал Борис.

Оля подозвала официанта, заказала коньяк, она привыкла в ресторанах распоряжаться сама, да и расплачивалась всегда сама — у Бориса денег не было, и откуда им было взяться, он работал младшим научным сотрудником, получал сто шестьдесят рублей; для мужчины, курящего, любящего поесть и одеться, да и вообще привыкшего себе ни в чем не отказывать, это были не деньги; правда, до сих пор, хоть ему уже стукнуло тридцать пять, нет-нет да и помогали родители, старики хорошо зарабатывали, оба известные врачи, оба имели широкую частную клиентуру, но сыну помогали неохотно, были скупы. Оля свыклась, что у Бориса нет денег, ей даже нравилось чувствовать себя хозяйкой положения, все-таки она кандидат наук, старший научный, триста рублей в месяц у нее твердых, да еще иногда лекции. Она относилась к деньгам легко, часто тратила бездумно и никогда об этом не жалела, даже если оказывалась в стесненных обстоятельствах; иногда она сама удивлялась этому, потому что в детстве и особенно первое время после студенческих лет мыкалась в нужде, считала копейки, но те годы не сохранили в ее душе страха перед лишениями.

Они выпили по рюмке коньяка, закурили, и Борис, щуря наивно-голубые глаза, сказал:

— А я и не знал, что этот самый Александр Петрович Кочнев — твой бывший муж…

— Я ведь тебе говорила.

— Да, но… Я воспринимал его как-то абстрактно, а тут уже конкретность: Кочнев, директор такого завода!

— Это что-нибудь меняет?

— Боже упаси! — усмехнулся Борис. — Менять не меняет, но уточняет. О Кочневе-директоре я слышал, о твоем муже — ничего.

— Но ты никогда не интересовался.

— Ты же знаешь: я не люблю копаться ни в чужом, ни в своем прошлом. Мало ли кто у кого был!

Эти слова, произнесенные с сытой ленцой, рассердили Олю, она и сама никогда не допытывалась, какие женщины были у него прежде, но это вовсе не означало, что ей это было безразлично.

— Терпеть не могу, когда ты становишься циником, — сердито сказала она.

— При чем тут цинизм? — наивно спросил он.

— А что же, по-твоему, безразличие к прошлому — это не цинизм? — Но тут же ей расхотелось с ним спорить. — Ну ладно… Нам надо отправляться.

Тогда Борис сказал не очень уверенно:

— Ты считаешь: я тоже должен появиться в его доме?

Она задумалась: конечно же тащить с собой Бориса к больному человеку, который хотел видеть ее, на так уж разумно, но вдруг вспомнила Катю, вспомнила тот тяжкий для нее воскресный день, когда Катя вышла при их первой встрече победительницей, и категорически сказала:

— Да, считаю.

— А как он к этому отнесется? — игриво улыбнулся Борис.

— Не знаю… Он человек неожиданный… Честно говоря, за пять лет жизни с ним я так и не научилась угадывать, что он может отколоть в любую минуту. Вот же привел ни с того ни с сего другую жену… Да и сюда на завод поехал. Все министерство ахнуло. Все-таки директор НИИ — из столицы на периферию.

— Ну, это уж не такой поступок, чтобы ахать. Директором на такой завод!.. Тут еще ой как подумаешь: проиграл он или выиграл…

— Возможно, — согласилась Оля. — Допивай коньяк, и едем…

Она заторопилась, ее никто не гнал, не подталкивал, они могли бы еще сидеть в кафе, тем более, что видела: Борис не торопится подняться из-за стола, он и всегда-то все делал не спеша, поначалу это даже ее раздражало, потому что Оля привыкла к быстрому темпу жизни, но потом ей стала нравиться его замедленность движений, это успокаивало, более того, когда Оля пыталась ему подражать и старалась все делать без привычной суеты, то чувствовала себя уверенней. Но сейчас она не могла себя сдерживать, ее утомило ожидание встречи с Александром Петровичем, и хотелось, чтобы все, ради чего она приехала в Л., уже началось и кончилось.