Вера Фелисова - Все мои братья

Немного помолчав, командир роты сказал:

— Где находятся атакующие группы, вы знаете. Жду сигнала о ликвидации часовых. Сигнал атаки — желтая ракета. Действуйте.

Группа курсанта Рябых растворилась в темноте. Боевые группы заняли исходные рубежи для атаки.

— Вам держаться возле меня и действовать только по моей команде, — сказал мне лейтенант Бурнос.

Разумеется, я обиделась, так как рассчитывала отправиться с курсантами в деревню. Но было не до дискуссий. К тому времени я уже усвоила некоторые правила взаимоотношений между военными людьми. В первые дни своего пребывания в батальоне я бы обязательно заартачилась.

Снова мне ужасно мешали сумка и автомат. Я ползла по пятам за Бурносом и от напряжения слышала биение собственного сердца. По лицу ручьями струился пот. Я ползла и глядела во все глаза в ночной сумрак. Справа и слева отчетливо видны были траншеи немцев. Одно неверное движение — и нас могли заметить. Неожиданно раздался хлопок выстрела. Раздался, как мне показалось, у меня над самым ухом. Над нами повисла осветительная ракета. Гитлеровские солдаты плохо наблюдали за местностью. Скорее всего, вообще не наблюдали. Заметить нас в движении было не трудно. Потом мы, конечно, замерли. Секунды казались бесконечными. Ветер относил парашютик ракеты от окопов. Нового «фонаря» фашисты не повесили. Это был, как мне показалось, самый подходящий момент для атаки. Но Рябых не подавал сигнала. Как-то там его группа? Может, наскочила на засаду? Неужели враг перехитрил нас?

И тут я услышала отдаленный свист. Не Рябых ли?

Да, это он подавал командиру сигнал. Новый хлопок ракетного выстрела заставил меня вздрогнуть. Но это была уже своя ракета. В небе возникло желтое пламя — долгожданный сигнал атаки. Теперь уже не было смысла таиться. Лейтенант застрочил из автомата по боевому охранению противника. Во вражеские окопы полетели гранаты. Я тоже дала очередь по фашистам.

Началось неописуемое.

Группы, которыми командовали лейтенанты Александр Степанов и Виктор Логинов, курсанты Николай Калуцкий и Михаил Зимбулатов, с нескольких сторон ворвались в деревню. Где-то там действовала и группа Жени Гагарина. Курсанты Алексей Фролков, Иван Ильченко, Михаил Жемчугов, Тарас Яцун, Александр Шеметов, Андрей Кондратюк, Петр Михайлик, Григорий Матиенко открыли огонь по окнам и дверям домов, в которых размещались гитлеровцы. Иван Ильченко и Михаил Жемчугов бросились к дому, возле которого стояла охрана. Часовые были уничтожены в одно мгновение. Почти одновременно Михаил и Иван метнули гранаты. От мощного взрыва посыпались стекла, вылетели оконные рамы, рухнул потолок. Над крышей взметнулось облако дыма и пыли. Развалины дома загорелись, понесло смрадом. Фролков, хлебнувший этого смрада, чихал и кашлял так, что курсант Даниил Мироненко бросился было к нему, чтобы оказать напарнику помощь. Однако тот вскоре пришел в себя.

События развивались стремительно. Полыхал вражеский штаб. Горели примыкавшие к нему постройки. Факелами вспыхнули танки и автоцистерны. В небо взметнулся огромный столб огня и искр. Оглушительный взрыв уплотнил воздух — взорвался склад боеприпасов.

Трещали накалившиеся в огне патроны. Одна за другой взлетали вверх бочки с горючим, «подливая масла в огонь». В воздухе висели вопли и ругань. Нескончаемо сыпалась автоматная дробь.

Все развивалось пока нормально. Рота сделала свое дело и должна была уходить. Но оторваться от противника было не так-то просто. Фашистскому командованию удалось ликвидировать панику и замешательство среди солдат. Гитлеровцы начали теснить наши боевые группы. К тому же огромное зарево, осветившее ночной небосвод, и шум боя привлекли внимание соседних фашистских гарнизонов в Тарасове, Муратове, Хильгюзи. Со всех сторон к Болгову спешили подразделения противника. Между тем у нас боеприпасы были на исходе.

Отходили мы организованно. Отходили двумя группами. Лейтенант Бурнос отводил свою колонну в сторону Ожогина, политрук Габов — в сторону Муратова. Курсанты несли погибших и тяжелораненых товарищей.

Подгоняемые офицерами фашистские солдаты пытались опередить нас и отрезать от леса. Используя каждый бугорок и рытвинку для маскировки, курсанты уходили от преследователей, охлаждая их прыть снайперским огнем. И все же было видно, что без боя оторваться от противника нам не удастся. В критический момент где-то позади за основным ядром группы заговорили пулеметы и единственный в роте миномет, раздались дружные ружейные залпы и взрывы гранат. Гитлеровцы на мгновение залегли. Это было то, что нам требовалось. Основная масса курсантов достигла опушки и приняла боевой порядок, уже не опасаясь за свой тыл. Между тем несколько наших товарищей, прикрывавших нас огнем, оказались в тяжелом положении. Возглавлял их Саша Рамзаев. Ребята эти держали бой с врагом в открытом поле. Правда, рота с опушки леса в свою очередь прикрывала их огнем. Но там уже были раненые, и среди них Саша. Немного отдышавшись, я поползла к ним.

Я ползла, держа направление к ручному пулемету, бившему короткими очередями, и вскоре увидела Сашу Рамзаева, Сергея Трясцына, Ивана Чернышова и Федора Бурцева.

Когда я подползла к Саше, моя помощь ему была уже не нужна. Сраженный вражеской пулей, он лежал на боку, локтем упираясь в землю. Зеленая фуражка упала с запрокинутой головы. Красивое лицо было бледным, но спокойным. На тонких, упрямо сжатых губах застыла чуть заметная улыбка. Казалось, он перед смертью вспоминал о чем-то приятном. Таким навсегда и остался в моей памяти парторг Саша Рамзаев.

Потом я поспешила к Сергею Трясцыну. Окровавленный, грязный, с выражением гнева на закопченном лице, он как бы слился с пулеметом. Его напарник Иван Чернышов торопливо снаряжал патронами диски. Из его правого сапога сочилась кровь. Лежа на боку, стараясь не мешать Ивану, я распорола ножом голенище его сапога и перевязала рану на голени. Затем я подвинулась к Трясцыну. Он тоже был ранен. Я попыталась перевязать и его. Но он замотал головой и вдруг закричал:

— Уходи к такой матери!.. Уходи!..

Мне ничего не оставалось, как отползти назад.

Видимо, фашисты надеялись захватить пограничников в плен. Трясцын бил теперь длинными очередями. Как нам позже стало известно, он был еще раз ранен. Вражеская пуля пробила его правую руку. На миг пулемет замолчал. Гитлеровцы осмелели. Превозмогая боль, Сергей левой рукой нажал на спусковой крючок. Раздалось еще несколько очередей. Но патроны подошли к концу.

Курсанты роты, стремясь обеспечить путь отхода своим раненым товарищам, били из винтовок по фашистам. Сергей Трясцын предпринял попытку вывести из-под огня Ивана Чернышова. Им надо было преодолеть около трехсот метров. Но гитлеровцы следовали за ними и были уже совсем рядом. Тогда Сергей поднял над головой противотанковую гранату…