Вера Фелисова - Все мои братья

— Ребята! — кричал Романчиков в один из моментов боя. — Командир ранен, выручай ротного!.. Прикрываю вас огнем!..

Пулемет Романчикова бил по фашистам, пытавшимся контратаковать курсантов. Одной их группе удалось окружить командира роты и отделение управления. На моих глазах началось совсем уж невероятное. Курсанты перехватывали на лету немецкие гранаты и бросали их обратно в гитлеровцев. Двум солдатам противника удалось прорваться к нашим раненым. Курсант Митрофан Гамов загородил собою изрешеченного осколками старшего лейтенанта Александра Щетинкина, а тот нашел в себе силы почти в упор сразить одного и второго гитлеровца. И именно в этот момент снова застучал пулемет парторга Романчикова. Он прикрыл огнем курсантов Митрофана Гамова, Александра Дмитриева, Дмитрия Глушонка и Ивана Новикова, на шинели выносивших потерявшего сознание командира роты в безопасное место.

Когда в пулеметных дисках не осталось ни одного патрона, парторг взял винтовку погибшего товарища и присоединился к атакующим. Он решительно принял на себя командование одной из групп курсантов…

Бой разгорался, возрастали наши потери. Трудным, очень трудным делом под Ирогощей было оказание медицинской помощи раненым.

Августовские вечера коротки, быстро наступает темнота. И в тот вечер видимость с каждой минутой ухудшалась. Между тем бой был в разгаре. Тут и там в укромных перелесках и ложбинах лежали группы раненых, вынесенных из-под огня. Как отыскать их в темноте? Старший военфельдшер Найвельт был охвачен тревогой.

Но в какой-то момент справа от нас на открытом поле вдруг взметнулись в небо четыре огромных языка красноватого пламени, обнажившего панораму боя. Горели копны сена. Позднее мы узнали, что их подожгли курсанты Авакян, Ахмерев, Шаманин, Кулагин, Петросянц и Шилов. Подожгли, чтобы видеть противника и лучше ориентироваться в обстановке. «Иллюминация», устроенная Вадимом Авакяном и его боевыми товарищами, выручила и нас. Работа пошла быстрее. С лихорадочной поспешностью выносили мы раненых из-под огня и оказывали им первую помощь при колеблющемся свете гигантских красных костров.

Батальон был не в состоянии прочесать все перелески и ликвидировать все очаги сопротивления противника. Группы вражеских солдат, крадучись, отходили к своим. То и дело возникали неожиданные схватки с такими группами. Одна из них, отступая, наткнулась на наших раненых. Участь ребят была бы плачевной, если бы не свет авакяновских факелов.

Раненый курсант Георгий Зимин заметил приближение гитлеровцев. Превозмогая слабость и боль, он схватился за оружие и предупредил об опасности товарищей. Многие не могли слышать его, так как лежали без сознания. Но все, кто услышал, потянулись за винтовками. Загремели выстрелы. Сумели постоять за себя и за своих боевых друзей, не имевших сил держать в руках оружие, раненые курсанты Владимир Батин, Федор Веремьев, Иван Ерофеев, Алексей Залесский, Алексей Авдеенков, Иван Королев, Павел Литвиненко, Павел Мельников, Иван Новиков, Петр Романенко, Георгий Рощупкин, Николай Савельев, Николай Левицкий, Федор Федоров, Сергей Федорович, Андрей Ярошенко, Яков Шапошников, Борис Пугачев, Алексей Сироткин, Григорий Никитченко, Митрофан Гамов, Александр Синцеров и М. Костыленков (полное имя его, к сожалению, не удалось установить).

Вражеские автоматчики, наверное, могли бы сломить сопротивление горстки раненых, если бы на помощь им не пришли Вадим Авакян и группа курсантов, которую он возглавлял. На лесной опушке разгорелась скоротечная ожесточенная схватка.

Старший военфельдшер Найвельт и я добрались до опушки, когда эта схватка уже закончилась. Курсанты Авакян и Петросянц, возбужденные боем, на родном языке, что называется, отводили душу. На чем свет стоит крыли гитлеровцев остальные участники стычки. Раненые благодарили своих спасителей.

— Вовремя пришли, ребята… Опоздай вы на минуту-другую, не удержаться бы нам…

Там, под Ирогощей, погиб Пайлак Захарян. Едва залечив рану, полученную в районе Большого Жабина и Волгова, он снова вместе со всеми пошел в бой и сражался с прежней энергией, презирая опасность. Пайлак был еще несколько раз ранен. Его гимнастерка пропиталась кровью. Зеленая фуражка была продырявлена пулями. Последняя пуля ударила Пайлака прямо в сердце в тот момент, когда он швырнул гранату. Он швырнул ее и, как бы остерегаясь осколков, упал. Его боевые товарищи побежали вперед, думая, что Захарян последует за ними. Но он больше не поднялся.

Я подползла к Пайлаку. Сраженный наповал, он лежал на руках, словно бы готовясь встать.

Как сейчас вижу выражение горя и ярости в глазах курсантов Алексея Парамонова Ивана Ежова, Александра Челюбеева, Николая Грибанова, Петра Меньщинова и Ивана Пелиха, увидевших, что их друг погиб. С новой силой обрушились они в ту минуту на противника. За оставшимися на поле боя вражескими машинами укрывались гитлеровцы, стрелявшие в спину нашим ребятам, прорвавшимся вперед. Алексей Парамонов и его боевые друзья навязали этой группе гитлеровцев, действовавших из засады, рукопашный бой. В ход пошли штыки и приклады. До сих пор помню, как исказилась от страха физиономия одного из фашистов, когда над ним навис приклад винтовки, поднятой кем-то из курсантов. Я была возле безжизненного тела Пайлака Захаряна, поблизости от машины, и видела все, что там произошло…

Схватка была недолгой. Затем Парамонов и курсанты, действовавшие вместе с ним, поспешили к реке Ламохе.

Противник вел ожесточенный минометный огонь. В какой-то момент как подкошенный упал Иван Ежов. Раненный минными осколками Александр Челюбеев по инерции пробежал еще несколько шагов, а затем зашатался и рухнул на землю. Очередной взрыв опрокинул Ивана Пелиха.

— Верушка, выручай! — успел прокричать мне на ходу Алексей Парамонов.

Я перетащила Ежова, Челюбеева и Пелиха в небольшую выемку, куда не залетали пули и осколки и где Найвельт оказывал помощь другим раненым. Мы стремились в первую очередь облегчить страдания самых тяжелых. Главной задачей было остановить кровотечение. Раненые сами помогали нам кто как мог. Работа кипела. Я накладывала шины, бинтовала головы, руки, ноги. Бинтовала и вдруг обнаружила, что использован последний перевязочный пакет.

Стало страшно: как быть? Ребята терпеливо ждали своей очереди на перевязку. Неужели мы, вытащив их в относительно безопасное место, позволим раненым здесь погибнуть?

Я беспомощно оглянулась. Старший военфельдшер Найвельт вопросительно смотрел на меня. Он был, как и я, перемазан кровью.

— Абрам Давыдович…

Найвельт подошел ко мне.

— Осмотрим трупы немцев, — тихо сказал он. — Возможно, найдем индивидуальные пакеты, какие-нибудь другие перевязочные средства… С нами пойдут Коровин, Сельницын, Стерхов, Дудин…