Евгения Сергиенко - Штрафной батальон

— О, это все пустяки, не стоит и говорить… Ну, до свидания. Спасибо за прием. Очень рад был снова встретиться с вами. — Голос гостя задрожал от волнения: — Вы позволите мне еще как-нибудь вас навестить? Мы ведь так и не закончили разговора о теории незабвенности.

— Непременно приходите! — ответила я, и странный гость ушел довольный и польщенный.

И больше никогда не появился…

1972

Отойдя от кассы ни с чем, Крылов заново перечитал все надписи у окошек, но так и не вспомнил, до какой станции надо ехать. «А за каким чертом, собственно?» — скучнея, подумал он. Какая срочность? Но главное — ехать-то куда? Старик говорил, что от Москвы примерно час электричкой, а там до деревни автобусом двадцать минут. Остановка конечная, как раз у ворот. Старик хвалился, как хорошо у них летом: зелено, тенисто, душисто. Приглашал: «Приезжайте в парке погулять…»

Вспомнилось счастливое лицо старика и взгляд его со всем наперед согласный, лишь бы не винили, что эдакое счастье он сам себе посмел сотворить. И, не решив еще, поедет ли, Крылов задумался: «А что же повезти старику? Женщине проще — торт или конфеты. А мужчине?» Перешел площадь и купил на лотке абрикосов, свежих, крупных, матово-спелых, и вдруг отчетливо вспомнил название станции и довольный побежал обратно к кассам, засовывая на бегу пакет с абрикосами в портфель.

Года три назад в редакцию журнала пришла повесть «Мария», и Крылову, постоянному рецензенту, дали ее почитать. Он прочитал рукопись добросовестно, как читал обычно: внимательно, дотошно-придирчиво, будто слова и фразы разглядывал изнутри. Прочитал и вскоре забыл, тоже как все те рукописи, ценность которых для себя лично отмерял числом условных печатных листов. Однако, исполняя долг, не обошелся краткой отпиской начинающему автору, а дал обширную, дельную рецензию, указал на погрешности, похвалил удачные места.

Удачи в повести попадались не густо, но радовали неожиданной красочностью и достоверностью. То монастырские стены, замкнувшие сытое благочестие, то деревенька на взгорке, укрытая сумерками и нищетой, то приветливая изба с чистым запахом трав и свежевымытого пола в праздничных тропинках половиков.

Ничего еще не обещая автору в своем письме, Крылов задумал напечатать один из приглянувшихся отрывков — уговорить редактора и дать как маленький рассказ. Журналу не во вред, а этот бедолага П. М. Закревский будет на седьмом небе. Жил он, судя по обратному адресу, в доме инвалидов, и поэтому Крылов прощал ему все немыслимые похождения героини.

Но все действия Марии автором одобрялись, ибо он ее породил, он ее и любил. А Крылов, как всякий приобщенный к сотворению рукописного чуда, понимал эту слепую любовь творца. Придуманная Мария была для неизвестного Закревского теплой и настоящей, в ней дышали женщины, которым он верил и прощал…

С тех пор прошло приблизительно с месяц, и в начале осени Крылову позвонили из редакции и попросили приехать: ждет автор «Марии». Сидит и ждет. Крылов помчался, обругав в душе инвалида: нашел из-за чего приезжать! Припомнил свое желание протолкнуть в журнале отрывок и себя обругал: филантроп. Однако не всякий, тем более начинающий автор, отважится на объяснение с рецензентом. Значит, этот либо обидчив сверх меры, либо с претензиями выше головы… И, подготовленный к малоинтересному разговору, отчитывая мысленно того Закревского (чтоб ему!), вошел Крылов в редакцию и краем глаза заметил в полутьме коридора какого-то постороннего светлоликого старичка. По-птичьи весело и невесомо посиживал он в уголке на диване, проводил Крылова сияющим ликом и так же, сияя, встретил, когда Крылов возвратился и к нему подсел.

— Да, да, я и есть Закревский, — протянул старичок сухонькую, узенькую, часто вздрагивающую ладошку, и Крылов вспомнил почерк на конверте: буквы словно отражались в струящейся воде. — А я вас, Игорь Васильевич, узнал сразу. По вашему письму угадал. Вам тридцать пять, не больше?

— Вот и не отгадали. Стукнуло уже тридцать шесть.

— А мне — вдвое! Экое совпадение! — засветился весь от радости старик, и Крылов, улыбаясь, тоже почувствовал, что рад этой встрече.

— У вас ко мне возражения? — спросил он.

— Что вы, что вы, Игорь Васильевич! Вы абсолютно правы, и я согласен с вами решительно во всем. Непременно учту все ваши замечания и все заново напишу, новый вариант.

— А этот — первый?

— Одиннадцатый уже, — безмятежно посмеиваясь, ответил старик.

Он не казался ни больным, ни несчастным, однако Крылов разглядел, что Закревский старается казаться здоровее и легкодумнее, чем есть.

— Колоссальный успех имеет моя «Мария» у нас, в доме инвалидов, — весело бахвалился он, как бы говоря: «Вот видите, для неискушенных и я хорош!» — Читатели на очередь записываются, писателем меня величают, интересуются, напечатают повесть в журнале или нет. Спрашивают: «Ты с нами, Петр Максимович, жить останешься, когда прославишься, или уйдешь?»

— Плохо вам там, Петр Максимович? — не доверяя веселому тону Закревского, спросил Крылов.

— Что вы, что вы! Отлично! Главный врач у нас чудесный человек. Как узнал, что мне снова предстоит большая работа, назначил дополнительно витамины; сестра-хозяйка отдала в полное мое владение пишущую машинку; соседи по комнате — оба чистое золото — создают условия, уходят с самого утра гулять. Один, совсем молодой парнишка, ездит в коляске, а у другого — тот постарше — от рождения нет обеих рук. Но видели бы вы, как ловко он закуривает ногами: сигарету вынимает, спичкой чиркает — и все пальцами ног!

Внутренне вздрогнув, Крылов не сумел подавить вздоха. Безрукий человек, закуривающий ногами, — сохрани и помилуй такое увидать!

— Я ведь к вам, Игорь Васильевич, вот зачем, — слабея голосом и тускнея ликом, сказал Закревский, виновато и поспешно раздергивая завязочки папки. — Я вам «Марию» свою привез. Хочу просить вас о великом одолжении: вычеркните то, что плохо на ваш взгляд. Знаю, знаю, дел у вас и без меня много, но мне-то не к спеху, я и подожду. А то вы понаставили на полях птичек, а к каким словам — неизвестно. Вы не стесняйтесь, вычеркивайте, вычеркивайте…

Крылов усмехнулся: ох уж эта «Мария»! И согласился неожиданно для себя.

— Игорь, подойди, тебя к телефону! — крикнули в коридор.

— Подождите минутку, выйдем вместе. Я провожу вас на вокзал, — сказал Крылов, но когда вернулся примерно через четверть часа, старика не застал, а на диванчике лежала папка с «Марией» и на ней записочка — знакомая дрожащая вязь: «Не хочу отягчать вас более своею персоною. До свидания, мой молодой друг».

Волнистые буковки, чтобы не упасть, цепко держались одна за другую.