Геннадий Черкашин - Вкус медной проволоки

Но на триста он все же согласился. Правда, мама отдала ему еще кусок сала, потому что денег больше не хватило. Он нёс еще и это сало, завёрнутое в газету.

Я сделал круг и поехал обратно. Попробовал без рук, но чуть не влетел в стену. В последнюю секунду я вывернул, задев стенку рулём. Руль был немецкий - перекидной. Его можно было поставить, как на гоночном, рукоятками вниз, а можно было наоборот. Но за рукоятки никто не держался, разве только девчонки. Руки надо было держать у самой рамы. Рама была нашей, от «Украинки». Рама и переднее колесо. Заднее колесо было немецким, чуть поменьше нашего. А крыльев не было вовсе. И багажника тоже.

«А, достанем!» - подумал я и увидел Вовку Дорофеева.

Он склонился над своим поставленным на попа полувзрослым велосипедом с одной педалью. Второй педали у велосипеда не было, даже шатуна не было.

Именно на этом велосипеде все наши мальчишки и научились кататься. С одной педалью тоже можно было кататься, а сам Вовка ездил даже без рук.

Проехать на Вовкином велосипеде до стадиона и обратно стоило двадцать копеек. По десять копеек два квартала.

- Кто хочет без рук, - говорил Вовка, - пусть платит по тридцать копеек.

Кататься можно было и в долг. Но только три ездки. На большее Вовка не соглашался.

Деньги он собирал на новый велосипед.

- А-а... - увидел он меня. - Ты, значит, купил этот драндулет.

- У тебя у самого драндулет, - сказал я. - Даже еще хуже... Калека, одним словом.

- Это еще какая калека?! - закричал он. - Какая еще калека, я тебя опрашиваю?

- Обыкновенная, - сказал я. - С одной педалью.

- Зато ход какой! Тебе и не снилось.

- Брось, - сказал я. - Расхвастался!

Вовка рывком поднял и перевернул свой велосипед.

- Кто кого до угла!

Мы помчались. Пока я набирал скорость, Вовка вырвался вперёд метров на двадцать. Пригнувшись к рулю и поставив левую ногу на раму, он быстро крутил правой ногой, отчего казалось, что он непрерывно лягается. Или отбивается от собак, которые его хватали за пятки. Я чуть не расхохотался, глядя на его старания. Анекдот, да и только, вроде чечётки одноногого деда Тараса, утильщика. Тот, как выпьет, так всегда на базаре цыганочку танцует.

И всё-таки до угла он домчался раньше меня, хотя я его уже почти догнал, и при этом у меня была такая скорость, что я даже не сразу рискнул тормозить и промчался мимо Вовки.

- Ну что? - крикнул он. - Съел?

- Если бы я не сделал... - сказал я задыхаясь, - Если бы я не прокатился до крепости и обратно, я бы тебя обставил.

- Держи карман шире!

Я слез с велосипеда и поставил его к стене.

- Сколько дал? - спросил он.

- Триста, - сказал я.

- Ого! Три буханки хлеба на базаре, - присвистнул Вовка. - Мне он предлагал за двести. Нашёл дурака! .. Хе-хе-хе! Мой двести стоит, а то и больше. Сразу отвязался.

Я вспомнил, как мама смотрела на меня после покупки. Мне стало обидно. Вовке предлагал за двести, а мы отдали триста, да еще сало.

- Брось, - сказал Вовка, - машинка и вправду хорошая. Надо только купить камеры. Новая камера на толкучке - полсотни. За полсотни можно купить и две латаных, если не больше пяти латок на камере. Если больше пяти латок, то уже пятнадцать рублей стоит. Понял? Купишь камеры - ход будет вот такой! - И он показал мне большой палец.

«Где достать деньги?» - подумал я. Из головы не выходило мамино лицо, когда она протягивала сало.

«Вот, возьмите вместо денег, если хотите». - И вздохнула.

- Где достать деньги? - сказал я. - Даже если по пятнадцать, это уже тридцать.

Вовка засмеялся.

- Чудак! Каждый рейс - двадцать копеек. Я вон себе новые камеры поставил: на переднем две латки, на заднем только одна. Понял?

Я кивнул головой. Пять мальчишек за вечер - это уже рубль. Через пятнадцать дней - одна камера, через месяц - две.

Котька прибежал ко мне через час. Сначала он свистнул - два коротких, один длинный, но, не дождавшись ответа, отворил калитку и заглянул во двор.

- Ну, машинка! - заорал он. - Мать купила, да?

Он присел и покрутил рукой педали.

- Блеск! Прокачусь?

- Гони до стадиона и обратно, - сказал я.

Котька побежал, толкая велосипед перед собой, и с ходу впрыгнул в седло. Высоко задрав нос, он покатил к стадиону.

- Отличный ход, - сказал он, вернувшись. - Еще можно? - Котька улыбнулся. Он был рад до чёртиков.

- Нет, Котька, - сказал я, - гони двадцать копеек, тогда поезжай еще раз.

Котька удивлённо посмотрел на меня. Он думал, что я шучу.

- Серьёзно, - сказал я. - Надо собрать деньги на камеры. Ты видишь, какой ход... Здесь же противогазные трубки!

- Противогазные трубки, - повторил Котька. Он сразу стал грустным. - Сейчас я принесу тебе двадцать копеек. Для Дорофея собирал.

Котька вернулся и сунул мне двадцать копеек. Они были тёплыми и чуть мокрыми. Он их сжимал в кулаке, когда нёс.

Котька поехал к стадиону, а я сел на углу на розовое крыльцо.

Котька вернулся и прислонил велосипед к крыльцу. Он сел рядом. На его лбу блестели капельки пота, он стирал их рукой.

- Говорят, скоро будет солнечное затмение, - сказал он. - Станет темно, как ночью. Надо стёкла коптить.

Велосипед стоял внизу и ждал пассажиров. Уже стемнело, а желающих покататься все не было.

- Интересно, отчего пушка бьёт, когда солнце закатится? - опросил Котька.

Я пожал плечами. Мне было не до пушки. Я ждал пассажиров. Наконец, хлопнула калитка напротив. Подошёл Вовка Жереб.

- Твой, что ли?

- Его, - сказал Котька. - Двадцать копеек, и гони до стадиона.

- Подожду лучших времён, - сказал Жереб и звонко сплюнул сквозь зубы. Он достал из кармана бычок и закурил. Дым Жереб выпускал через нос, и его широкие ноздри шевелились. Я решил, что дам ему покататься, когда никого не будет.

Шурка по прозвищу Цубан принёс восемьдесят копеек. Он проехал четыре раза. Последний раз он взял на раму маленького семилетнего Витьку.

- Не велосипед, а танк, - сказал он.

В это время, накручивая одну педаль, подъехал Вовка Дорофеев.

- Дай прокатиться, - попросил его Котька.

Вовка подмигнул мне,

- Бери, - сказал он. - Двадцать копеек, и лады, - Он поставил свой велосипед рядом с моим, - На выбор, Тариф тот же.

У Тольки Чугунка было сорок копеек. Двадцать досталось мне, двадцать - Дорофееву.

- Здесь не разживёшься, - сказал Вовка, - поеду к карантинским.

Он сел на велосипед и закрутил своей правой.

В этот день я заработал рубль двадцать. За неделю я набрал шесть рублей тридцать копеек. Дорофеев больше не приезжал на наш угол. По утрам, когда мы стояли в очереди за хлебом, он интересовался, как у меня идут дела. Он зарабатывал больше, У него было три места, где он мог зарабатывать.

Каждый вечер я выводил велосипед на угол и ставил его у розового крыльца. Котька катался в долг. Чугунок тоже. Шурка всегда платил. Жереб не катался, Мне никак не удавалось остаться с ним один на один. Вообще все было, как прежде, и всё-таки...