Виктор Тельпугов - Полынь на снегу [Авторский сборник]

Уже через несколько дней мы познакомились, и многих детей я знал не только по имени и фамилии, но чуть ли не по отчеству. Особенно понравились мне два неразлучных друга — Андрей Черников и Леша Лагуточкин. Их назначили ответственными за живой уголок, и надо было видеть, с каким старанием охотились малыши за всякой лесной всячиной, какой диковинной раскраски и формы листья находили на самых обычных деревьях.

Беззаботно и весело жилось ребятам на берегу Безымянки, но однажды я встретил их и не узнал. Шли они с прогулки тихие, как-то вдруг повзрослевшие. Ни песни, ни шутки в строю.

— Что с вами, ребята?

— У нас ласточкины гнезда разорены. Вы разве не знаете? — сказал, исподлобья глянув на меня, Черников.

— Как разорены? Кто ж это сделал?

— Пусть Эльза Алексеевна вам расскажет.

Я пропустил весь молчаливый строй, остановил воспитательницу:

— Эльза Алексеевна, что я слышу?

— Не говорите! Все так переживают.

— Что же все-таки произошло?

— Целый месяц весь сад грипповал. Некоторые ухитрились побывать в изоляторе по два раза…

— При чем же тут ласточки?

— Представьте, при чем, — не очень уверенно сказала Эльза Алексеевна. — Приезжали с эпидемиологической станции, предупредили: ласточки грипп разносят. Да, да…

— Быть не может.

— Точно, наукой доказано — ласточки. Вернее, не они сами, а насекомые, которые у них под перышками.

Я с удивлением глянул в синие глаза Эльзы. Они были широко раскрыты, и в них, несмотря на всю категоричность ее слов, можно было отчетливо прочитать: «Наука наукой, а птицы, по-моему, все-таки не виноваты. Тоже придумали, где вирус искать!» Но вслух она опять сказала, что как раз в них, в ласточках, причина всех бед.

— Мы, конечно, приняли все меры к тому, чтобы детей не травмировать. Они ни о чем и не догадались, — заверила меня девушка.

— Как же вы объяснили ребятам?

— Мы сказали им, что приближается ураган. Закрыли все двери, занавесили одеялами окна и позвали уборщика дядю Пашу. Вы его знаете, горбатенький такой, всегда, как доктор, в белом халате ходит. Он пришел с метлой и, зажмурившись, стал сбивать гнезда…

Эльза Алексеевна именно так и сказала — «зажмурившись», и я отчетливо представил себе нелепую и дикую сцену.

Вечером меня пригласили в детский сад. Заведующая Елена Сергеевна, решив как-нибудь отвлечь детей, попросила показать снятый мною фильм о поездке по Волге.

Когда на экране появились острокрылые, похожие в полете на ласточек чайки, сопровождавшие наш теплоход с самого начала пути, я понял, что картина выбрана не совсем удачно.

— Чайки, чайки! — Ребята замахали руками так, что пятипалые тени их заметались по белому полотну вперемежку с птичьими крыльями.

Я постарался прогнать эти кадры быстрее, но на смену им подоспели другие — теперь это были уже самые настоящие ласточки, снятые мною на ослепительно белом фоне древнего Казанского кремля…

В зале стало тихо, я перестал давать всякие пояснения, кое-как докрутил ленту, показавшуюся мне в тот вечер бесконечно длинной. Когда зажегся свет, первое, что я увидел, были грустные лица детей. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я сказал:

— Только, чур, носа не вешать! Ну что ж теперь поделаешь, раз случилось такое. Ураган есть ураган. Вы ведь все поняли?

— Поняли, — за всех ответил Лагуточкин и вздохнул совсем как взрослый. — Был большой ураган.

— И ты понял? — спросил я Черникова, который на вид был самым крохотным.

— Было страшно, когда был враган, — ответил Черников (он именно так и сказал — «враган», как будто название это происходило от слова «враг»).

— И не так уж страшно, — еще раз попробовал я успокоить ребят. — Ну, был и прошел. Правда, Андрюша? — снова обратился я к Черникову.

— Он был с метлой и в белом халате. Мы все видели, не думайте, что раз мы в малышовой, так ничего не понимаем.

Елена Сергеевна неестественно громко сказала, что «сеанс» окончен и всем пора готовиться ко сну — и детям, и взрослым. Я не стал дожидаться более тонких намеков и ушел. Не знаю, как спалось в ту ночь моим соседям, — я проворочался почти до самого утра. Думал о превратностях судьбы, о неисповедимых путях науки, о ласточках и, конечно, о дяде Паше.

А дня через два эпидемиологи, получив какие-то разъяснения «свыше», позвонили директору детского сада и сообщили, что произошла ошибка — ласточки никакого гриппа не разносят и разносить не собираются. Позвонили — и все, даже извиниться не догадались.

Дядя Паша, узнав о том, что его, видавшего виды человека, обвели вокруг пальца какие-то практиканты медвуза, помрачнел. Он и без того ходил чернее тучи, а тут раскипятился не на шутку. Конечно, у дяди Паши были все основания гневаться — он чувствовал, как изменилось отношение ребят к нему после злополучной истории. Он пробовал заговаривать со своими недавними друзьями — те, потупившись, не отвечали на его вопросы, старались вообще не встречаться со стариком.

Дядя Паша за эти дни даже осунулся. Косой горб его из неловко завязанного на спине халата торчал как-то особенно остро. Но горбуном, как заведено в таких случаях, его никто не дразнил. По пятам за ним кралась, может быть, еще более обидная кличка — Белый ураган.

Когда с ни в чем не повинных ласточек было снято обвинение, дядя Паша решил восстановить и свое доброе имя.

Утром в траве перед фасадом дома появился длинный фанерный ящик, до краев наполненный жидкой грязью. Дядя Паша стоял поблизости и объяснял ребятам:

— Вот новые гнезда, граждане. Не переживайте, июль только в силу входит, все еще слепится.

И случилось самое настоящее чудо: кроха за крохой, комочек за комочком жидкая грязь начала на острых черных крыльях летать из ящика под карниз дома. Гнезда росли буквально на глазах — еще более удобные и красивые, чем прежде.

Мир воцарился под теплым небом Копани. Повеселела Елена Сергеевна. Убрался под белый халат безобразный горб дяди Паши. Щебет ласточек снова смешался со щебетом малышей.

Ураган — настоящий, никем не выдуманный — налетел неожиданно и жестоко. Всю ночь над Копанью по всем швам трещало небо. А когда рассвело, мы увидели поваленные заборы, вывороченные с корнем деревья, вспенившуюся речку Безымянку, превратившуюся в стремительный горный поток.

На месте новых ласточкиных гнезд чернели бесформенные пятна с вытянувшимися до земли потеками.

Много гроз было на моем веку, много ураганов довелось пережить, но этот показался мне одним из самых беспощадных. Дядя Паша за эту ночь снова стал глубоким стариком. Вид у него был измученный, будто его до самого утра ломала и гнула жестокая буря. Когда уборщик встретился с ребятами, которые ночью беззаботно спали, как всегда, и ничего не слышали, он виновато проговорил: