Виктор Тельпугов - Полынь на снегу [Авторский сборник]

— Звонил Ломидзе. Его не будет, оказывается, целых три дня. Заняться «Мотором» поручено вам.

Минут через двадцать машина, в которой ехали Левыкин, Слободкин и Савушкин, остановилась у перекошенной кирпичной коробки, растрескавшейся, подпертой с фасада бревнами, чтоб не рухнула на мостовую.

Внутри оказалось еще хуже. Полы ходили ходуном, на койках лежали рваные мешки, набитые соломой. Ни одной живой души не было в общежитии. Только старый мрачный человек, назвавшийся комендантом, тяжело хромая, сопровождал, непрошеных посетителей. В руках он держал железный керосиновый фонарь с оторванной дверцей и без стекла.

— Он же не горит небось, папаша? — спросил Левыкин коменданта.

— Не горит, — сознался тот.

— Зачем же он вам?

— На всякий случай. Мало ли что…

Вид у коменданта был жалкий, Левыкин поглядел на него с сочувствием. Он и Савушкина не стал распекать. Походил, посвистел задумчиво под провисшими потолками, потом вдруг спросил незадачливого комсорга:

— Знаете, чего не хватает этому дому?

— Мебели, — невпопад ответил Савушкин.

— Еще одной бомбы. Слава богу, налетов больше нет и не предвидится. А то он, горемычный, от самой малой воздушной волны рассыпался бы в прах.

Слободкин молчал все это время. Он ругал себя мысленно за то, что не объяснил Левыкину еще тогда, в кабинете, что затея с общежитием на Стромынке зряшная. Вроде Савушкина оробел перед начальством, не набрался духу против его мнения поставить свое. А в результате? Только время попусту истратил секретарь из-за него.

Уже в машине, по дороге в ЦК, Слободкин робко заметил:

— На этом здании давно пора точку поставить. Ребята все равно не станут ездить туда, хоть построй им особняк на месте развалин.

— Вы так думаете? — спросил Левыкин.

— Уверен, — ответил Сергей. — Они же сознательные, все понимают, все знают.

Слободкин говорил с Левыкиным твердо, убежденно.

Левыкин слушал внимательно, не перебивая. Снова достал свою книжечку, долго листал ее и, отыскав там нужную страничку, спросил:

— Что предлагаете, товарищ Слободкин?

— Надо найти что-нибудь рядом с заводом. Может, уплотнить кого-то. Но мы обязаны снять ребят с проклятого насеста, поселить в светлые, теплые комнаты.

— Абсолютно правы, — после паузы сказал Левыкин. Он сделал в книжечке еще одну пометку карандашом и добавил: — Если от меня помощь потребуется, заходите в любое время дня и ночи. Правда, завтра с бригадой ЦК вылетаю в командировку по одному срочному делу. — Левыкин сконфуженно улыбнулся. — Но вы всегда рассчитывайте на мою поддержку, товарищ Слободкин. И инициативу проявлять не стесняйтесь.

— Попробую, — уже более уверенно ответил Сергей.

— Не «попробую», а жмите на все педали. Да что я вас учу? Вы же такую школу прошли! А вопрос с молодежью, с подростками, особенно с детьми, очень важный. Государственный, можно сказать. Мы сейчас на бюро будем обсуждать эти дела. Помощь детям, пострадавшим от войны. Ваши ребята с «Мотора» хоть и рабочие уже, а все равно еще дети. И мы обязаны облегчать их жизнь, сколько возможно в нынешних военных условиях. Вы что-нибудь слышали о счете № 160180?

— Нет, — ответил Сергей.

— А вы?

— И я тоже, — еле слышно поддакнул Савушкин.

— Узнаете еще. Это номер счета, на который будут отчислять средства в фонд помощи детям. И уже отчисляются. Сегодня утром первая сводка пришла. Первые рубли пока, но от чистого сердца. И кто бы, вы думали, почин сделал? Один офицер-дальневосточник. Фамилия у него, может быть, не очень героическая — Безносиков. Но скоро она будет известна всем, всей стране, поверьте моему слову. Не случайно говорится: почин дороже денег. Так как? Договорились насчет общежития? Могу уезжать со спокойной душой?

— Да, — тоже тихо, но твердо сказал Слободкин и поглядел на Савушкина.

Тот под тяжестью новых забот еще больше вобрал голову в плечи. Но куда денешься? Только что сами убедили Левыкина в необходимости что-то срочно предпринять.

Письмо от Зимовца пришло, когда Слободкин уже начал волноваться за друга. Уходя на работу, Сергей нашел долгожданное послание в ящике и прямо тут, на лестнице, начал жадно читать.

«Злишься? — писал Прокофий. — Ну и правильно делаешь. Только причины есть у меня. Вскоре, как ты уехал, нам снова знамя Комитета Обороны присудили. План выдали! С превышеньем даже. Что тут началось! Не знаю, откуда взялись у нас силы, но взялись откуда-то. Я думаю, в Сталинграде все дело. Если б не он, настроения такого бы не было. Ты слышал когда-нибудь песни в наших бараках? Даже когда первый раз знамя получали, помнишь? На митинге побыли, в ладони похлопали и разошлись по своим норам. А тут нет! Иду как-то со смены вечером — кругом тишина. Вдруг откуда ни возьмись из какой-то трещины в бараке — „Синий платочек“! Да еще с баяном! Ясна тебе обстановочка? В ту ночь как никогда понял я, Слобода, что война нами будет выиграна.

Ну вот, потому и не писал, что вкалывал пуще прежнего. Теперь спроси, почему „вкалывали“, а не „вкалываем“. А потому, что теперь без меня будут план тащить. Лопни, Слобода, от зависти, но военком наш областной серьезным человеком оказался. Серьезнейшим! Обещал и сделал. Полевая почта теперь мой адрес! Какая? Сам не знаю еще, но полевая.

Что еще сказать тебе на прощанье? Все вроде выложил. Последние дни в цехе. Жалко с ребятами расставаться, если честно. Сдружились. Вчера на обед не пошли — зажигалку мне стряпают. Именную, хромированную.

Ну, жди теперь письма из маршевой роты. А впрочем, особо не жди. Я писака, знаешь, какой? Это раз в жизни меня так прорвало. Про что только не настрочил тебе! Сам удивляюсь. Просто очень соскучился. Цени. И давай лапу».

Слободкин вышел на улицу возле своего дома, еще раз перечитал послание друга. И смертельно позавидовал Зимовцу — добился все же своего парень, на фронт идет. А он, Слободкин, все еще в тылу. Задания выполняет. Правда, тоже нелегкие, ответственные, почти всегда неотложные. Крутись, Слобода, выкручивайся, «находи и докладывай». Сергей невольно улыбнулся, вспомнив слова старшины Браги. Значит, доверяют! Это уже хорошо. Об этом доверии словечко можно бы Зимовцу сказать — пусть знает, не ударил пока Слободкин в грязь лицом перед Москвой. Да только номер почты еще неизвестен. И обязательно надо бы про общежитие. Как бегал, звонил во все концы, хлопотал все последние дни, пока нашел подходящее здание недалеко от «Мотора». Как убеждал жильцов переехать в другие дома, подобранные им. Как всех убедил, кроме одного, и как потом с ним схлестнулся и чего ему, Слободкину, это стоило. И как ремонт начали, хотя материалов не было никаких. И, конечно, про Лену Лаптеву надо бы. Очень она Ину напоминает. Такая же умная, решительная. И душа настоящая. Даже во внешности Лены есть что-то такое, что роднит ее с Иной. Такая же челка, такие же большие, чистые глаза, такая же ямочка на щеке. «Сейчас приду на работу и сразу же загляну в отдел пионеров, поздороваюсь со всеми девчатами. Да, да, именно со всеми. Ну, а значит, и с ней, с Леной»…