Григорий Боровиков - Ника

— Насчет планов я хочу спросить, — вылез из-под полуразобранного трактора пожилой мужичок маленького роста, весь испачканный маслом и копотью. Держа в одной руке ключ, а в другой обтирочные концы, он ввинтил в Снегирева колючие глазки. — Читал я в газете быдто где-то… на Кубани ли, на Украине ли, не помню где… хотят колхозникам платить одними деньгами, как на заводе. И никакой натуры.

Один за другим стали подходить механизаторы, смотрели на Снегирева с ожиданием — что он ответит. Разговор у них меж собой об этом уже был не раз.

— Да, есть такая идея, — сказал Снегирев, усаживаясь на подставку для коленчатых валов и давая этим понять, что будет разговаривать без спешки. — Есть такая мысль. Представьте, что всю продукцию колхоз поставляет государству. Колхозники не получают на трудодни ни зерна, ни овощей, словом — никаких продуктов. Все, что надо колхознику, он покупает в государственных магазинах. Какая выгода государству? Оно получает всю продукцию, произведенную в стране, и лучше может распоряжаться ею. Не нужны будут рынки в городах. Какая выгода колхознику? Он освобождается от необходимости вести личное хозяйство, держать корову, овец, птицу. Он будет работать в общественном хозяйстве и получать зарплату два раза в месяц. У колхозника будет больше свободного времени для культурного развития, для отдыха.

Когда Снегирев умолк, долго стояла тишина. Лишь слышалось покашливание да ширканье спичек о коробки, как будто все сговорились сразу закурить.

Тот же чумазый маленький мужичок решительно произнес:

— Не пойдет! Не пойдет эта затея!

— Почему? — Снегирев посмотрел ему в глаза, теперь уже не колючие, а робкие, трогательно страдающие.

— Ладно, — горячо произнес мужичок. — Будем мы получать деньгами. Пускай и хорошие деньги будут. Намучаемся с деньгами-те. Купить хлеб надо каждый день. Значит, выпекать его надо каждый день, в каждом селе.

— А зачем в каждом? — спросил Снегирев.

— А как жа! Ну-ка, развези его в бездорожье, в пургу, в мороз из одной пекарни в десять деревень. А? И помороженной привезут, и черствой.

— А то и совсем несколько дней не привезут, — подбросил кто-то из толпы.

— Запросто, — подтвердил еще один голос.

— Ну вот, — горячился мужичок. — Не миновать строить пекарни в каждом селе. Где побольше, где махонькую, а без пекарен не обойтись. Ну, наладили с хлебом. А мясо? Опять магазин. И мясо, как и муку, из города привозить или морозильник строить. И опять в каждом селе. Так ведь? — Мужичок обращался уже к товарищам. — А молоко? Его в молоковозах в город возим, а тогда, значит, так: отвезли в город, там его переделают из жирного в постное, а потом цистерны по селам повезут на продажу. И опять же каждый день. А овощь? Картошка? Не-е-ет! — Мужичок замотал головой в треухе. — Не пойдет! Замучаемся.

Одобрительные голоса посыпались со всех сторон:

— Сначала надо устроить пекарни, магазины.

— Где там! В копеечку въедет.

— Мы, — опять перебил всех мужичок, — мы себя надежнее чувствуем, когда в сусеке зерно, в хлеву корова, хряк, овцы, куры, в погребе картошка, капуста… надежнее, чем при деньгах в кошеле. Деньги подешеветь могут, а хлеб, корова — всегда в цене. И в любой час — хошь испеки хлеб, хошь надои молока, свари курицу… Так ли я говорю?

— Так, — дружно выдохнули в ответ.

— Это, товарищи, пока идея. Где-то попробуют, проверят на опыте, и сами колхозы будут постепенно переходить на денежную оплату. Сначала не будут выдавать зерно. Личное хозяйство останется. А в далеком будущем, конечно, будет только денежная оплата.

Видел Снегирев, что грустно молчаливыми оставались люди, когда они с Венковым уходили из мастерской. Прощаясь, Венков сказал:

— Напугались новизны. Например, механизатор с женой-дояркой зарабатывают в переводе на деньги, к примеру, триста рублей. Предложи оплату только деньгами — не согласятся. Психологически еще не готовы. Да и насчет пекарни и торговли хлебом они правы. Сначала наладить это надо, потом на денежную оплату. В пригородных селах при хорошем транспорте может привиться, а у нас…

— А этот, активный оратор-то, думающий. Кто он?

— Тракторист. Хороший работник. На собраниях никогда не выступает, а тут прорвало.

Отшумели, откружились метели. Днем пригревало, и на солнечной стороне домов капало с крыш. Уплотнился, подернулся блестящим настом снег. Стволы тополей и вишен отпотевали с южной стороны, а у корней обтаяли в снегу продолговатые ямки. На Волге, поверх льда появились промоины, густо-синие днем и черные к вечеру. В воздухе, наполненном гомоном воробьев и воркованием голубей, пахло свежевыстиранным, мороженным бельем. Почуяв весну, тоскливо мычали коровы.

Как-то Ника сорвала тополевую почку, и на пальцах осталась липкая остро пахучая желтизна.

Тревожнее стала в эти дни Ника, словно с убылью зимы что-то уходило из ее души. Но тревога эта не пугала, а волновала ожиданием нового, непережитого. Записалась на курсы механизаторов, где занималось немало ее сверстниц, замужних женщин, и даже два учителя. Сознание, что она учится делу, не только давало известное удовлетворение, но и поднимало ее в собственных глазах. «Не верят, что я могу серьезной быть, так я докажу. И в школе любили тихих учеников, которые трудных вопросов не задают, не думают, а только смотрят в рот учителю. И сейчас так же. Но я докажу!»

И по мере того как шли дни и как узнавала она что-то новое, в ней росло чувство надежной независимости.

Похудевшая, с бледным лицом, с чуть проступившими у носа веснушками, она стала еще проще, погрубела. Только глаза будто увеличились, блестели жарче и беспокойней.

Перепелкин при встрече весело спросил:

— Как жизнь молодая? В институт готовитесь?

— Да, понемногу.

— Поработали бы в колхозе годика три, а там мы вас послали бы в сельскохозяйственный.

— Ха! Это потому, что вы агроном. Были бы директором завода, говорили бы: поработайте у станка, и пошлем в механический институт. Каждый, Сергей Васильевич, смотрит с той ступеньки, на которой стоит.

— Возможно.

— Вы на агронома по желанию учились?

— Провалился в политехнический, а в сельскохозяйственный приняли.

— Чего ж вы меня на свой путь призываете? По должности?.. Если провалюсь в медицинский, тогда посмотрю, что делать. А пока вы меня оставьте.

Нике захотелось уколоть Перепелкина, сказать не просто наперекор ему, а уязвить его самолюбие. И все из-за того, что он хочет навязать ей свое, чтобы она поступала по его, а не по своему желанию.

— Вы, Сергей Васильевич, как поп, все уговариваете. Но отца Бориса интересно слушать, а вас скучно.

— Почему это? — смущенно спросил агроном и нахмурился.