Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Руководитель Хидашели Зураб Джанашвили встал, подошел к чертежу и посмотрел на то место, где директор Руставского металлургического завода провел красную черту. Он поднес палец к губам, недовольно покачал головой и вернулся обратно.

Аудитория зашумела, все поняли, что Хидашели допустил какую-то ошибку. Но Леван был по-прежнему спокоен. Когда он перешел к экономическому расчету цеха, председатель экзаменационной комиссии дал ему знак: довольно, мол. Потом взглянул на членов комиссии.

— Вопросы есть?

— У меня имеется вопрос! — сказал Иорам Рухадзе. Все затаили дыхание. — Проект этого юноши касается металлоломного мартеновского процесса в условиях Рустави. То есть плавка стали будет происходить только лишь из металлолома. Домны не будут работать. А значит, у мартеновского цеха не будет и жидкого чугуна. Как вам известно, жидкий чугун до заливки его в печь держат в миксерах. Если процесс металлоломный и если нет у нас чугуна, тогда и миксер не нужен, не так ли, молодой человек?

— Да, так! — согласился с ним Хидашели.

— Тогда почему у вас в общем проекте мартеновского цеха вычерчен миксер? Простите, но у меня создается впечатление, будто цеховой проект вы откуда-то механически перечертили.

— Ума не приложу, как это получилось, — вскочил Зураб Джанашвили. — Хидашели не счел нужным показать мне последний вариант, не обратился даже за советом.

— Это потому, — тихо и слегка насмешливо начал Леван, — что задача, данная вами, была бессмыслицей и я постарался сделать ее немного реальней.

— Я этого не потерплю! — побагровел Джанашвили.

— Успокойтесь, выслушаем сначала, — прервал его председатель экзаменационной комиссии профессор Горделадзе.

Аудитория зашумела. Леван переждал, пока установится тишина, и спокойно начал:

— Мой проект, как вам уже известно, был задуман для мартеновского цеха в условиях Рустави, где печи будут работать на металлоломе.

Леван бросил насмешливый взгляд в сторону своего руководителя. Он не выносил Зураба Джанашвили. Тот был старше Левана на три-четыре года, недавно защитил диссертацию, но держался как старый, опытный ученый. С ребятами разговаривал свысока. А студенты саркастически называли его «многоуважаемый Зураб».

Хидашели еще некоторое время смотрел на своего руководителя, а потом повернулся в сторону директора завода, будто объясняя только одному ему:

— Если мы примем во внимание тяжелую промышленность Закавказья и исходящие из этого возможные ресурсы металлолома, то мартеновским цехам через три года угрожает опасность остановиться. Я высчитал расходы, связанные с ввозом металлолома из России. Себестоимость стали увеличится почти в два раза. Как вам известно, Черноморское побережье — курортная зона, и ввоз металлолома будет производиться кружным путем, через Баку.

Делая экономический расчет завода, я учел это и в перспективном плане засчитал две маленькие домны и миксеры. Это дало бы нам возможность увеличить число мартеновских печей до десяти. Если бы мой уважаемый руководитель перелистал мою дипломную работу, он бы увидел маленькую главу, где у меня был сделан перспективный расчет завода.

Так что, уважаемый товарищ председатель, проект мартеновского цеха я не копировал механически.

Может быть, вы не согласитесь со мной и возразите: студенческие дипломные проекты — не реальные проекты, и возможно дать лишь расчет условного задания. Не спорю, но скажу одно: это не только чистая наука. У нее есть и оборотная сторона. Хотите, назовите эту вторую сторону педагогической, хотите — психологической. Дипломант работает с большим интересом, когда дипломная задача является настоящей, реальной и не висит в воздухе.

— Все ясно! — прервал его, улыбаясь, директор завода и шепнул профессору Горделадзе, что Хидашели прав.

Горделадзе в знак согласия подмигнул ему.

…Иорам Рухадзе вспомнил этот случай трехлетней давности и обнял за плечи Хидашели.

— Помню, молодой человек, очень хорошо все помню. Только я тогда думал, что ты поступил в аспирантуру и остался при кафедре. Профессор Горделадзе возлагал на тебя большие надежды. Он долго беседовал со мной, говорил, что у нас растет настоящий ученый.

— А я предпочел работать на заводе. Для меня вся привлекательность металлургии в единоборстве с печью.

Рухадзе рассмеялся и обратился к главному инженеру:

— Видишь, дорогой Михаил, оказывается, мы с Хидашели старые знакомые.

Был конец июля. Миндадзе собирались в Гагру. Тинатин долго не давала мужу покоя: «Только мы задыхаемся в этой ужасной жаре». Но когда уже решили ехать, она целую неделю что-то дошивала, доглаживала, докупала.

В канун отъезда вечером собрались гости. Мебель в комнатах была накрыта серыми чехлами, абажуры и картины затянуты марлей. Только гостиная выглядела как обычно. Был включен магнитофон, танцевали, Леван сидел в углу у маленького столика вместе с приятельницами Маринэ Лелой и Мирандой. Большой стол отодвинули в угол. На нем стояло десятка два бутылок, закуска, фрукты. Домработница разносила кофе.

Леван с интересом разглядывал танцующих, потом встал, взял бутылку шампанского, три бокала и вернулся к столику.

— Мне не наливай, — сказала Лела.

— Это еще почему? — удивилась Миранда.

— Стоит мне выпить шампанского, начинает болеть голова.

— Это хорошая примета, — сказал высокий, худощавый парень, — значит, есть чему болеть. — Он танцевал рядом с ними и услыхал разговор.

— Шутка с бородой, Зурико, — насмешливо ответила Лела.

— Леван, давай лучше потанцуем, — предложила Миранда, но Леван и не шевельнулся.

— Лень что-то.

Он выпил, медленно глотая прохладное шампанское, и закурил.

— Дай мне тоже, — сказала Миранда.

— Не кури, вдруг войдет Платон, — предупредила Лела.

— Ну и пусть входит. Мало ему жены и дочери. Пусть их учит.

Леван протянул Миранде сигареты и достал зажигалку. Девица откинулась в кресле, выпустила дым и взяла зажигалку из рук Левана.

— Откуда она?

— Кажется, американская.

— Покажи и мне, — потянулась Лела.

— Делать вам больше нечего. Все равно ничего в этом не понимаете. — И Леван спрятал зажигалку в карман. В это время в комнату вошла Маринэ. За ней шли две незнакомые девушки.

— Кто это? — кивнула Миранде Лела на одну из них.

— Натия Кипиани, студентка консерватории.

При упоминании о консерватории Леван оглянулся, встретился взглядом с одной из девушек и сразу же догадался, что это ее зовут Натия Кипиани.

Натия двигалась легко, держалась непринужденно, Одета была очень просто, со вкусом. Ее светлые волосы были тяжелыми и гладкими, будто она только что вышла из воды.