Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Только Васо всегда кипятился, ругался с Гогией: «На завод пришел даром деньги получать!»

Леван сразу заметил бездельника, но ничего не сказал. Не хотел с первого же дня делать рабочим замечания. Когда же он еще раз прошел мимо второй печи и снова увидел помощника сталевара, стоящего без дела, спокойно облокотившегося на черенок лопаты, он разозлился, вошел в будку и подозвал к себе Васо.

— Кто этот парень?

— Какой? — спросил Васо и взглянул в сторону второй печи.

— А вот тот, высокий, который смотрит без очков в окошко печи.

— Помощник сталевара Гогия Немсадзе.

— Ну-ка позови его сюда!

Мастер вышел и крикнул Гогию.

Тот некоторое время продолжал стоять в прежней позе, будто и не слышал слов мастера. Потом лениво бросил лопату и не торопясь пошел к будке. По дороге достал сигарету, задержался около какого-то рабочего, попросил огоньку. Рабочий показал жестом, что у него нет спичек. Гогия свернул еще к кому-то, прикурил и, попыхивая сигаретой, улыбаясь, вошел в будку.

— Слушаю вас, начальник!

Леван с ног до головы оглядел рыжего здорового пария с длинными мускулистыми руками и здоровенными кистями, каждая с лопату.

— Если у тебя разбились темные очки, почему не попросишь у мастера замену? — спокойно спросил Леван.

— Очки целы, вот они, в кармане у меня. — Гогия достал их из кармана и показал.

— Почему не пользуешься ими, когда смотришь в печь?

— Не хочу, потому и не пользуюсь! — грубо ответил Немсадзе.

— Прекрасно, не хочешь — не пользуйся, — так же спокойно сказал Леван.

Подобного ответа помощник сталевара не ожидал. Он думал, что за нарушение техники безопасности новый начальник накричит на него, и приготовился к отпору. А теперь этот огромный, нескладный человек растерялся, не зная, что сказать, и неловко топтался на месте.

— Вижу, ты сегодня не в настроении, может быть, чувствуешь себя плохо? — тихо продолжал Хидашели.

— Нет, начальник, разве я похож на больного?

— Может быть, дома у тебя неприятности или какое-нибудь неотложное дело? Скажи, я отпущу. Как-нибудь управимся без тебя.

Гогия забеспокоился: уж не смеются ли над ним? Нет, Хидашели и не думал смеяться. Об этом говорили приветливое выражение его лица и мирный тон. Гогия раскрыл рот и с удивлением уставился на Левана.

— Никакой неприятности, начальник, у меня нет, благодарю вас.

Леван встал. Гогия был больше его ростом, но Хидашели так смотрел на него, что верзила присел.

— Если ничего не болит и ничего не беспокоит, иди и работай, как подобает человеку! Имей в виду, второй раз я предупреждать не стану.

Помощник сталевара не ожидал такого поворота. Он сразу очнулся, прямо посмотрел в лицо начальнику, но не выдержал его взгляда, опустил голову и вышел из будки.

Васо от удовольствия потер щеку. «А ты думал, что со всеми пройдут твои номера? Не тут-то было!»

Леван, успев узнать от Резо, что за человек был Отар Рамишвили, почему рабочие не любили его, прекрасно понимал, что в первые дни его непременно будут сравнивать с прежним руководителем. И все делал не так, как мог бы в его представлении делать Отар.

Перед пуском шестой печи дал знак рабочему, чтобы тот повременил. Взял у сталевара толстые перчатки и принялся чистить желоб. На стенках присохли остатки магнезистого порошка, Леван тщательно счистил его, выгреб грязь, снял перчатки и вернул их хозяину. Арчил покраснел, зло посмотрел на сталевара, упрекая его за промах. Сталевар, крепкий мужчина, обмяк, как ребенок, решил, что сейчас и начальник смены отчитает его. Но Леван улыбнулся и знаком показал: «Разве так не лучше?» Пристыженный сталевар развел руками, как бы говоря: «Конечно, лучше».

Леван подал знак мастеру, чтобы тот просверлил отверстие.

В мартеновской печи сталь варится при температуре тысяча шестьсот — тысяча семьсот градусов. Около печи такая жара, что непривычный человек не сможет подойти к ней ближе чем на десять шагов. А когда хоть одно окошко печи открыто, подле нее сущий ад.

Сталевары привыкают к этой жаре. Все они худощавые, поджарые, ни капельки жира, в их движениях чувствуется сила и легкость, хотя спецодежда их за три дня покрывается солевым налетом. За одну смену на каждого рабочего полагается двадцать шесть литров соленой воды. Когда Леван начал работать мастером в Магнитогорске, он выпивал за смену не меньше сорока литров. Ежеминутно подбегал к будке с газировкой. Потом привык. Он знал, как рабочие смеются над новоиспеченными инженерами, которые не могут подойти к печи. Знал и потому с первого же дня все время крутился около самых стенок. Напрягал волю, терпел ужасающую жару, чтобы, не дай бог, не появились на лицах ребят насмешливые улыбки…

Гогия Немсадзе не мог простить себе, что не сумел ответить начальнику смены. Злился, из себя выходил, думал: «Язык я проглотил, что ли, почему не смог ответить ему? Надо будет разузнать, что за парень этот Хидашели! Много воображает. Ничего, я ему воткну».

Вскоре такой случай представился. Из печи взяли пробу для анализа, и в этот момент подошел Леван. Гогия предложил начальнику смены сигарету. Хотя Хидашели только что курил, но, чтобы не обидеть помощника сталевара, сигарету взял. К тому же ему не хотелось, чтобы Немсадзе подумал, будто он все еще помнит недавний их разговор. Гогия подошел к огромной железной ложке и прикурил от расплавленной стали. Рука Левана, готовая достать из кармана спичку, как будто окаменела. Он понял, чего хочет Гогия. Рабочие уставились на начальника смены. И он принял вызов. Достал из кармана черные очки и как ни в чем не бывало взглянул через окошечко в печь. Потом спокойно поднес сигарету к окошку и прикурил. Адский зной ударил в лицо, но он стерпел. Отступил на два шага и дал знак рабочему в будке, чтобы он открыл окошко наполовину. Подозвал Гогию, показал на заднюю стену, сказал, что она плохо починена и небрежно обсыпана доломитом.

В печи кипела сталь. Пламя бушевало на поверхности.

Помощник сталевара не выдержал. Он быстро замахал головой, давая знать начальнику смены, что тот прав, и отпрыгнул назад. Леван не двинулся с места, рукой подал знак рабочему, чтобы закрыл окно.

Огромная стальная створка опустилась. Огонь снова заперли в печи. Леван облегченно вздохнул… Еще немножко, и эту адскую жару не выдержал бы и он. Затянулся сигаретой, выбросил окурок и перешел к третьей печи.

Пристыженный Гогия отер пот со лба, подошел к огромному вентилятору и чуть не сел на него, рискуя насмерть простудиться.

Из шестой выпускали сталь. Она, казалось, с трудом удерживается в печи, вот-вот вырвется. Ковш наполнялся медленно.

Леван стоял неподалеку от желоба и жадно смотрел на вырывающуюся сталь — свою первую плавку в руставском мартеновском цехе. Ему захотелось пить, он подошел к будке. Здесь шум мазутных форсунок был не так силен. Мастер последовал за ним.