Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

— За од-но сло-во! — по складам повторил Отар. — Ему достаточно было произнести одно слово, и дело сделано, пятьдесят тысяч в кармане.

— Что же это за слово?

— Длинная история, но вкратце расскажу. Однако сначала выпьем. — Отар выпил, отправил в рот дольку помидора и продолжал: — Один делец наехал на человека и задавил его, а потом заявил, что не он сидел за рулем, а кто-то угнал его машину и сбил несчастного. Находит типа, который берет преступление на себя. Тому наверняка была какая-то выгода, из одной благотворительности, согласись, на такой шаг не пойдешь. Мой приятель — единственный свидетель, который знает все. Он должен был просто подтвердить, что за рулем сидел не истинный преступник, а тот, что берет вину на себя. Вот и все. Пятьдесят тысяч в кармане. А он… А он, знаешь, что сделал? Грудью встал за правду и отказался от денег. К тому же поймал их за руку. Остальное ты сам можешь довообразить…

— Будь другом, познакомь меня, какой порядочный человек!

— Век бы его не знать!

— Как, ты бы согласился заработать таким мерзким путем?

— Еще как!

— Будь ты на месте приятеля, ты бы поступил не так?

— Ни в коем случае, да разве мне улыбнется фортуна?!

— Брось, Отар, можно подумать, что ты говоришь правду.

— Я и говорю правду. Хочешь — верь, хочешь — нет, это уже твое дело.

Тамаз засмеялся и наполнил стаканы.

— Напрасно смеешься! Ты математик и лучше меня знаешь цену цифрам. Пятьдесят тысяч! Это же полмиллиона на старые деньги! Положат перед тобой такой куш ни за что, за одно слово! Неужели устоишь, а? Неужели не соблазнишься? Тем более что для погибшего все равно, кто сидит в тюрьме. Скажи: устоял бы ты перед таким соблазном?

— Не будь ты моим другом, я бы оскорбился на сам вопрос.

— Значит, ты бы устоял. А я-то думал, что мой приятель единственный такой!

— Честному человеку легко преодолеть искушение. Мне внушает опасение другое. Кое-что другое заставило меня усомниться в себе. Если не станешь зубоскалить, расскажу.

— Наоборот, говори, говори, это очень интересно.

— Я часто думаю о силе воли тех, кто в войну шел на подвиг, жертвовал собой, стойко переносил ужасные пытки. Думаю, и мне становится страшно. Мне кажется, что я трус, что я никогда бы не смог пожертвовать собой, достойно выдержать пытки. Что бы было со мной, как бы я себя вел, попав в руки врага?

Отар Нижарадзе расхохотался.

— У тебя нет врагов, настоящих врагов. Ты не испытал ненависть к врагу. Тебе еще не знакомо чувство мести. Поэтому тебе и кажется, что ты не смог бы пожертвовать собой. Выбрось эти мысли. О самопожертвовании никто не думает заранее. Придет миг — пожертвуешь, и более того! Выбрось из головы подобные мысли и занимайся математикой. В математике ты сильнее. За здоровье Магды! — Отар поднес стакан ко рту, но передумал, взглянул Тамазу в глаза и поставил стакан. — Может быть, тебе кажется, что ты и человека не способен убить?

Тамаз усмехнулся и, считая лишним даже отвечать на вопрос, поднял стакан и выпил за здоровье Магды. Девушка признательно кивнула ему.

— Ты не увиливай от ответа, Тамаз Яшвили, может быть, тебе кажется, что ты не убьешь человека? Или ты воображаешь, что до сих пор никого не убивал?

Тамаз видел, что друг его не шутит, глаза у него странно блестели, всегдашняя флегматичность исчезла.

— На твоем счету много убитых, как и на моем, — продолжал Отар. — Мне было двенадцать лет, когда я впервые убил человека. Как сейчас помню, смотрел кино «Ромео и Джульетта». Больше всех меня очаровал Меркуцио, я буквально влюбился в него. И когда Ромео, ожесточенный его гибелью, пронзает шпагой Тибальда, вместе с ним эту шпагу держал и я. Я вдыхал запах горячей крови, трепеща от жажды мщения. Вспомни, сколько раз ты подпрыгивал от восторга в кино, когда на экране убивали ненавистного тебе персонажа, когда вместе с благородным героем мстил и ты. И тем большим бывал восторг, чем грациознее убивали негодяя. Что же ты приумолк, разве я не прав?

— К сожалению, прав.

— Вот видишь, а ты думал, что ты безгрешен, как будто на тебе не лежит грех сына Адама.

Отар откинулся на спинку стула. Погас огонь, только что горевший в его красивых карих глазах. Сейчас он был прежним Отаром Нижарадзе, ленивым и беспечным, флегматичным и готовым взорваться в любую минуту. Он поднял стакан и вернулся к прерванному тосту.

— За тебя, Магда! Долгих тебе лет! — и выпил.

Магда взяла со стола пачку сигарет и закурила. Отар усмехнулся.

— Что ты все усмехаешься? — обиделась девушка.

— Эта дуреха вообразила, что без сигарет и коньяка она не будет по-настоящему современной, цивилизованной.

— Прекрати, Отар, хватит цепляться!

— Взгляни-ка, какой у нее вид. Посмотришь, кажется, будто читает белые стихи.

— Отар, что с тобой, чего ты злишься? — не выдержала Магда.

— У меня белокровие, а тебя удивляет, отчего я злюсь!

— Бог с тобой, подержись за железо! — Магда протянула ему вилку.

— Эх, Магда, если бы железо помогало!

— Ты действительно как-то странно разговариваешь сегодня, — недовольно поморщился Тамаз.

— И ты тоже не веришь, что у меня белокровие?

— Хватит!

— Правда, не веришь? Представь себе, и Магда не верит, да и я сам не верю. А вот профессор Джандиери верит. Знаете, сколько мне осталось жить? Тысячу девяносто дней. А ты проживешь еще много, целых пятьдесят лет. А знаете вы, как по-латыни белокровие? Leukos. Вот что о нем пишут. — Отар встал, взял со стола толстый том, раскрыл его на заложенной странице и прочитал: — «Лейкоз — опухолевое системное заболевание кроветворной ткани. При лейкозе происходит нарушение кроветворения, выражающееся в разрастании незрелых патологических клеточных элементов, как в собственно кроветворных органах, так и в других органах». Видите, что такое белокровие? Все просто, красиво и элементарно. А с каким хладнокровием написано, будто умирает не человек, а некая одноклеточная тварь. — Отар швырнул книгу на стол. — Поняли, как легко и просто объяснены сложнейшие вещи? Вообще же существует множество объяснений одной проблемы, например, литературное, философское, социологическое. Но лаконичнее всего язык правосудия: «Преднамеренное убийство! Высшая мера!» Смотрите, картошки уже не осталось. Магда, поджарь колбасы.

Магда пошла жарить.

— Как дела в институте? — неожиданно спросил Отар.

— Ты снова дурачишься или серьезно хочешь знать?

— Совершенно серьезно.

— Хорошо. Так спокойно еще никогда не работалось…

Зазвонил телефон. Отар, не вставая, откинулся назад вместе со стулом и снял трубку.

— Слушаю! Нет, вы не туда попали. — Он положил трубку и вернулся в прежнее положение. — А не выпить ли нам из бокалов?

— Нет. Я и так уже пьян.