Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Я работаю и плачу налоги, из которых вам платят зарплату.

— Спасибо, напомнила! Значит, ты из той породы людей, которым до всего есть дело. Запомни: лично я тебе ничего не должен и твоим родителям-алкашам — тоже. Я вправе выставить тебя. Но ведь ты — борец за справедливость, ты начнешь ходить, писать, требовать, и в конце концов мне велят сделать то, чего ты добиваешься. Но ходить, писать и требовать ты будешь в интересах матери и отца и нигде не обмолвишься о нуждах моего отделения, которое надо расширить вдвое. Докладную я направлял четыре раза. Наверху отмалчиваются. Алкаши и так мертвой хваткой впились в бюджет Минздрава. Они сосут из него миллионы. Почему вы, свидетели деградации своих близких, не кричите: «Давайте запретим спиртное! Алкоголь — враг человека!»?

— Извините, — сказала я. — Давайте, я напишу об этом куда надо.

— При мне напишешь! Но сначала убедись, что каждое мое слово — правда. Иди за мной. — Он повел меня серыми коридорами в сумрачные палаты к людям, в душах которых преобладали сумерки. Я никогда не видела столько алкоголиков вместе. Очень скоро на душе стало преотвратно. И я, оказывается, виновата в их несчастье, хотя бы тем, что молчала. На меня смотрели глубоко впавшие, слезящиеся, безразличные глаза. Худосочные потерянные лица выражали крайнюю степень опустошенности. Никто не бросил на меня любопытного, нормального человеческого взгляда. А ведь в большинстве это были молодые люди. И — все в прошлом, и — ничего в будущем. Ничего? Тогда зачем они здесь, в лечебнице?

— Слесарь, — называл главный врач профессии пациентов. — Продавец. Складской рабочий. Доцент пединститута. Строитель. Прораб. Парикмахер. Этот перенес два инфаркта и, поверьте мне, не жилец. Всего тридцать четыре братцу-кролику, а — не жилец. Сантехник. Водитель. Завмаг…

— Уведите меня назад! — попросила я.

— Свободных коечек, видишь, нет…

— Пока в коридоре можно положить.

— Не дозволено этого, милая… Поправь, если не прав!

— Вижу, что правы. — А сама ускоряю шаг. Быстрее, быстрее!

Не затхлый, спертый воздух гнал меня прочь. Меня отталкивали, гнали прочь люди, утратившие, на время или навсегда, человеческий облик. Неужели их жажда неизлечима?

Он диктовал, а я писала. Когда он умолкал, я писала от себя. Я просила еще раз взвесить, что важнее, легкие деньги, поступающие в бюджет от реализации спиртного, или здоровье миллионов, работа, которую трезвый сделает на совесть, а пьяный — никогда, прочность семей и счастье детей Пьющий человек сначала теряет стыд и совесть. Но этим дело не кончается, и очень скоро он теряет и остальное — семью, работу, право именовать себя человеком. Главврач вооружал меня цифрами. Негодование же я вкладывала свое, его мне было не занимать. Страница за страницей вылетали из-под моего пера. А я все не могла излить накопившееся. Потом я в изнеможении откинулась на спинку стула. Главный пытливо на меня посмотрел. Я уловила участие, улыбнулась.

— Однако! — сказал он. — Ты мне нравишься. Люблю горячих и сердитых. Только с ними можно сделать что-то. Пожалуй, я возьму твоих старичков. В коридорчик, только в коридорчик. А ты походи уж по учреждениям, внуши нужным людям, что алкоголиков нельзя оставлять без помощи. Общество в данном случае не безгрешно.

— Капля камень точит.

— Тогда — побольше капель! Иди и действуй. Хотя бы по капле. Сухой закон, всеобщая трезвость — вот что должно быть повсюду!

— А как вы… изо дня в день?

— Так. — Он пожал плечами, уклоняясь от вопроса. — С иными тяжелобольными и то легче… Алкоголики — безнадежны.

— Но ведь излечиваются, излечиваются же!

— Кто тебе сказал? Поражения мозга и внутренних органов необратимы. И ты… ты не уповай! Если у твоих, как ты говоришь, стаж дай боже, то они много не выгадают. Ну, год, ну, два от силы.

— Неправда!

— Я бы первый возрадовался, изобличи меня жизнь в неправде.

— Значит, моим родителям ваша лечебница не нужна?

— Абсолютно. Но она нужна тебе, и, чтобы ты не упрекала себя, что не сделала для них все, что могла, я положу их. Только ты везде говори, что мест для твоих стариков у нас нет.

Я ушла. Слабость накатывалась волнами. Я останавливалась и пережидала. День померк. Я чувствовала себя пациенткой этого дома, выписанной с большими остаточными явлениями, глотну свежего воздуха, повидаю близких, и — назад, под защиту смирительных рубашек. Неподалеку был парк железнодорожников. Тишина его аллей казалась мне спасительной. Старые клены встретили меня густой тенью. Я села на скамейку. Нет, жизнь не так уж плоха, она у каждого разная, и не от всех разит спиртным. Внимание мое привлек близкий шорох. Я обернулась. Не по-летнему одетый старичок крадущейся походкой медленно пересекал газон и шарил палкой по траве. Я подумала про грибы, но он тяжело склонился, поднял пустую бутылку, крякнул и сунул ее в холщовую сумку. Щетинистые, ввалившиеся щеки, радужный нос, нездоровый блеск глаз. Он был из племени жаждущих, благополучно достиг дна жизни, где-то ютился, прозябал, родные и друзья забыли о нем, а он забыл о них, как только они перестали ссужать его деньгами. Взаймы без отдачи? Это изнуряет и любящие сердца. В сущности, ему никто не был нужен. Всех и все заменяла ему бутылка портвейна…

Я сходила в райисполком. Меня перебили на полуслове и направили в городской отдел здравоохранения. В горздравотделе мне объяснили, что лечебница, которую я прошу расширить, республиканского подчинения. И очень выразительно на меня посмотрели. Мол, много вас таких, якобы ратующих за общее благо, и спасибо, конечно, что вы пришли, но было бы еще лучше, если бы вы не приходили. В Министерстве здравоохранения республики мне сказали, что о нуждах психиатрической лечебницы коллегия осведомлена, необходимые мероприятия заложены в перспективный план, и как только будут выделены ассигнования…

— Казенные вы люди, — перебила я. — А если бы вашим близким отказали в госпитализации? Наверное, и вы бы вспомнили о своем конституционном праве на медицинское обслуживание.

Принимавший меня референт изобразил обиду и одновременно едва уловимой мимикой, тенью, пробежавшей по лицу, дал понять, что его близким в госпитализации не отказали бы никогда. Он прочел мне целую лекцию о вреде алкоголизма.

— Вы мне очень грамотно все разъяснили, — сказал я, решив быть терпеливой. — Теперь я знаю, что легче поставить на ноги человека, перенесшего инфаркт миокарда или инсульт, чем хронически пьющего. Деньги вылетают как в трубу. Помните школьную задачу: из одной трубы в бассейн втекает… из другой вытекает… Давайте закроем первую трубу! Тогда и вытекать будет нечему.

— Как это закроем? — удивился он. — Нам заявят: трудящимся нечем платить зарплату!