Сергей Татур - Периферия [сборник]

— Кто же тебе плакался? Валиев?

— Я погасил его негодование прямым встречным в подбородок: «Так сколько же швей на вашем боевом счету?» Мы у него приписки вскрыли и левую продукцию.

— А как на это посмотрит первое лицо?

— Правильно посмотрит. Мы долго были добренькие, мы каждому встречному-поперечному, не спросив фамилии и в душу не заглянув, становились друзьями, товарищами и братьями. И многие сели нам на шею. И сидят, думают, это навсегда. А мы их, миленьких, постряхиваем сейчас одного за другим.

— Ничего, наведем порядок…

— Оптимист ты, я смотрю, — сказал Носов с тайным сожалением, которого Ракитин не увидел, — наводи!

— Возьмем наших автобусных кондукторов. — Николай Петрович начал с Катиных примеров. — Эти бойкие, тертые бабищи словно отбор прошли специальный. Работают через день. По моим подсчетам, за смену кладут в карман по двадцать рублей. И план выполняют при этом.

— Технология?

— Пять билетов делят на шесть. Не понял? Билет отрывается меньше по размеру, и, если вместо пяти оторвать шесть, на одном из них не будет номера. У меня целая коллекция безномерных билетов. Второй путь. Билет отбирается при входе, якобы для контроля, и продается снова.

— Видели. Ловили. И попадали внутрь заколдованного круга. Директор с громами и молниями увольняет ту, на кого мы указали пальцем. Все остальные дружно ее осуждают. Спектакль! Когда шторм стихает, провинившаяся тихо возвращается на свое место. Такими кадрами автопарк не разбрасывается.

— Делятся?

— Не сомневаюсь. Но этого мы никогда не доказывали.

— Устройте своего человека.

Носов снисходительно посмотрел на Ракитина, но постеснялся сказать: «Не учи ученого». Сказал другое:

— Пытались. Или у них чутье, или у нас утечка информации.

— Одновременный рейд по всем маршрутам. Тогда директор не отделается притчей о паршивой овце и о ее выдворении из здорового стада.

— Пробовали. Кто-то уведомил. В тот день, веришь, все маршруты были образцово-показательные. Директор потом загадочно улыбался. Я тоже улыбался и хвалил его за отличный сервис. Сумел за алиби спрятаться — радуйся, а я тебе поддакивать буду. Крокодилом Геной прикинусь, которого ничего не стоит обойти на повороте и в бок пихнуть от избытка чувств. И еще раз пусть вывернется, если он ловкий такой. И успокоится пусть. И тут я его под локотки. Потому что нельзя не вляпаться, если не прекратить.

— А прекратит — старого не помянешь?

— Старого мы обычно не ворошим.

— Внучка Отчимова на втором курсе юридического в партию вступила. Валиев проболтался. Мол, в их узком кругу это в порядке вещей.

— Ханжа твой Отчимов. Все время за ним какая-то муть со дна. Сколько раз по-дружески просил Абдуллаева: «Проводите вы его не пенсию, для всех это наибезобиднейший вариант». А он в ответ одно: «С ним я за документы спокоен, а воли и простора я ему не даю». На Отчимове короста все утолщается.

Чайханщик подал ляган со свежей самсой, только что отлепленной от огнедышащих стен тандыра. Самса была отменная. Николай Петрович опять подумал о руках мастера и душе мастера. Они проявляются, чем бы человек ни занимался. Николай Петрович без зависти научился говорить себе: «Я так не умею». Ведь что-то и у него получалось неплохо, где-то и он был на высоте.

— Что еще у тебя? — спросил Михаил Орестович Ракитина.

Тот протянул тетрадь. В ней были координаты должностных лиц, время и место совершения ими недозволенного. В списке значились: продавцы, аптекари, работники госавтоинспекции, два члена горисполкомовской комиссии по распределению квартир, народный судья, закройщица ателье, кассир Аэрофлота. Были здесь и работники автосервиса, а также врач санэпидстанции, уменьшавшая бахчеводам в справках содержание азота в их арбузах и дынях, и оценщик книг в букинистическом магазине.

— Ты потрудился! — похвалил Носов. Взвесил тетрадочку на руке. — Тебя в штат наш не зачислить по совместительству?

— У этой тетрадочки восемь авторов, и всех нас устраивают общественные начала, — улыбнулся Николай Петрович. И доложил об Андрее Климентьевиче. Главврач и заведующие отделениями этого медицинского учреждения будут преданы суду. Остальные обещали сделать правильные выводы.

— Ну, твой Андрюша остановится, а другие? — сказал Носов. — Разве мало ситуаций, когда женщина не может позволить себе иметь ребенка? Вот и поставь себя на место гинеколога. Твой долг настаивать на том, чтобы женщина рожала. Где черта, до которой можно гнуть палку не перегибая? Кто ее обозначил? Все от твоей сердобольности зависит. А долго ли обратить чуткость в источник дохода? Другие уже это делают и тебя соблазняют, гарантируя тишину и спокойствие. Сколько же времени мы потеряли, стыдливо закрывая глаза на подарки, хлынувшие в наши больницы?

— Дрынченко для общества не потерян, — сказал Николай Петрович. — Если бы это же можно было сказать о товарище Отчимове! Воспитывать его мне должность не позволяет.

Носов прикрыл глаза и загадочно усмехнулся.

— Мой тебе совет: говори в его присутствии о других только хорошее или ничего. Полученную информацию он использует в личных целях. Исподтишка ударит и наслаждается. Как он Хмарина шельмовал! Какую только небывальщину не вешал ему на уши!

— У Сидора Григорьевича секретари первичных парторганизаций службы не знают. В секретарях ходят не лучшие организаторы, а удобные люди. За одно это ему надо ответ держать.

— Предложи! Заслушаем отчет. Там, смотришь, и оргвыводы последуют.

— В том, о чем мы сейчас говорили, для меня нет ясностей, — сказал Николай Петрович. — Мне неясен Иван Харламович Тен. Только в связи с ним я тебя и побеспокоил.

— У Тена все должно обстоять нормально.

— Я понимаю твое недоумение. Образцовое предприятие, дисциплина, богатые фонды развития. А вот первичная партийная организация не работает. Секретарь — тень при директоре. Все кадровые вопросы Тен решает сам. У секретаря преданный взгляд, и только. С предложениями идут напрямую к Тену.

— Растешь, Коля! Сколько народу позубастее тебя прошло мимо и ничего не заметило! Тена мы проверяем, но лишь с той целью, чтобы показать нашим работникам, что такое инициатива в умелых руках. Запомни, Тен не Валиев. У него дело только в одном направлении движется — вперед и выше.

— По-твоему, Тен взвалил на себя и все то, чем должна заниматься партийная организация?

— Скорее всего. Но это мое предположение, а ты вникни поглубже. Тен любит большие ноши, он, можно сказать, для них создан. Мы изучили его подсобное хозяйство. До чего оборотист, до чего сметлив! Покупает скот дешево, в горной глубинке Киргизии. Освоил земли, пригласил агрономов, механизаторов. Даже рыбий жир у него есть. Перехватил несколько бочек у нерасторопного директора откормочного комплекса. Забивает бычков по 600 килограммов. Я вникал во все это и диву давался. Начинал Иван Харламович на голом месте, и начинал неординарно: пустил шапку по кругу. Еще и слуху не было о подсобных хозяйствах, еще не видел их никто, а он смекнул: раз в мясных отделах опустели полки, значит, государству надо помочь. Не руку протянул с привычным всем нам «Дай!», а засучил рукава. Пришлось ему помыкаться с покупкой и откормом первых бычков, содействия-то ему почти не оказывали, напротив, шарахались от него, прожектером объявляли, Фомой неверующим, который недооценивает созидательные силы развитого социализма и умение быстро преодолевать временные трудности. Мне почему-то становится стыдно, когда я сталкиваюсь вот с такой откровенной, тщательно отрепетированной демагогией, с тактикой выкручивания рук человеку, который плох для окружающих тем, что на фоне его предприимчивости они выглядят консерваторами и бездельниками. Взятые у людей деньги он через год возместил свежим мясом, а там и постановления вышли, и оказалось, что товарищ Тен дальновиднее многих руководителей, которые читали ему мораль. Думаешь, хотя бы один признал свою неправоту? Теперь у Тена лучшее в области подсобное хозяйство. Ты бы посмотрел, как стараются его специалисты! А принял он на работу самых неуживчивых и ершистых. За ершистостью он разглядел требовательность и умение настоять на своем. Такие люди у него расцветают. По подсобному хозяйству у него все стерильно. Правда, меня насторожили кормодобывающие бригады из корейцев-сезонников. Это все тертый люд. Но мы не нашли так называемых скрытых гектаров, занятых вместо кукурузы и рапса луком, арахисом, арбузами. По договору каждый из сезонников Тена имеет право засеять любыми культурами два гектара, но на двадцати обязуется вырастить то, что нужно хозяйству.