Сергей Татур - Периферия [сборник]

— И как это выглядит практически? — спросил Николай Петрович.

— Вполне пристойно. У сезонников Тена урожайность кормовых культур выше плановой, что на новых землях все же большая редкость. И свои два гектара несут полную нагрузку.

— Двойная оплата труда?

— Но ведь труда.

— Все равно, эти сезонники зарабатывают неприлично много.

— Заметь опять же: зарабатывают. Не хапают, не уносят в клюве. Создают новые материальные ценности.

— Выходит, они узаконены?

— И да, и нет. В целинные хозяйства, где ни кола ни двора, переселенцы не идут. И правильно делают. Если подана вода, но нет жилья, а желание быстрее получить урожай превыше всего, то возникают проблемы и возникают сезонники. Длинный рубль заставляет закрывать глаза на все остальное. Нет своего дома, школы, детского сада? Ставится шалаш, роется под лотком землянка. И от земли берется все, что она в состоянии дать при интенсивном приложении труда и удобрений. На этом и держатся первые урожаи в новых, на «ура» введенных совхозах. Сюда слетается братва со всего Союза — только выбирай! Не знал?

— Не сталкивался никогда. Постой, а разве эти люди по-крестьянски относятся к земле? Насколько я понял, здесь надо очень осторожно обращаться с водой. Не перебарщивать, чтобы не вызвать соляной бунт, не развести болото. Они же будут поливать и поливать, в первый же год возьмут максимум, а потом сделают ручкой приветик. Злейший наш враг — показуха! Обирает нас и души калечит. Доложить, обрадовать новой трудовой победой! А до нее, черт возьми, еще как до неба. Это же наше, доморощенное, ни у кого не заимствованное!

— Тут не одна показуха, тут сообщества хищников, — сказал многозначительно Михаил Орестович.

— Почему у Тена сезонники не портят землю?

— А у него сезон на пять лет растянут. И после — коттедж и постоянная работа на этой же земле. Не знаю хозяйственника, который привязывал бы к себе людей крепче Ивана Харламовича.

— Почему же кое-кто называет его комбинатором?

— Ну, а конкретнее?

— Конкретного как раз мало. Интуиция, намеки.

— У себя Тен нарушений не терпит. Но есть еще и другая жизнь. Мы туда не заглядывали. Есть новые земли, которые в первые годы ничто без сезонников. И вот тут простор неоглядный для большой химии. Те же сезонники, которые превратили в конфетку подсобное хозяйство Тена, становятся хапугами на дальних безнадзорных массивах. От подвода воды до официального ввода земель — дистанция в два, в три нигде не зафиксированных урожая. Придержи Тен на этих массивах жилищное строительство, и сезонник возликует и щедро отблагодарит.

— Я и в тебя заронил сомнение? — спросил Николай Петрович.

— Лично я за Тена спокоен. Я имею в виду руководителей его ранга. На нашей целине давно уже не все благополучно. Потом, в проверке нуждается не только каждое мое, но и каждое твое предположение. Давай-ка влезем в шкуру гектарщика. Ищем, мол, точку приложения своих немереных сил. За хорошее вознаграждение! У меня брат сейчас гостит. Возьмем его «Ниву», и пусть нас принимают за залетных птиц.

— Валиев пользовался профилакторием Тена.

Носов рассмеялся. Потом сказал:

— Осведомлен. Субботняя банька в узком кругу. Но, заметь, по разовым однодневным путевкам. Меня или тебя Тен и без путевки попарит и сам составит компанию. Валиева же он своим обществом не баловал. Да и о чем ему с ним говорить? Но оказать услугу в наше время то же самое что дать взаймы. Оказанная услуга — это надежно помещенный капитал.

— Коля, Носов я. Узнал мой жизнерадостный голос? Я готов.

«Мягкий, почти мальчишеский голос, — подумал Николай Петрович. — В тембре задорная вкрадчивость, намек на вероятность приключений. Но чего это я отмалчиваюсь?»

— Приветствую тебя, Орестович! — воскликнул он.

— Так по коням? День завтра воскресный, мы сами себе хозяева, ведь так? Люблю быть хозяином ситуации.

— Именно так! — поддакнул Ракитин. — Надеюсь форма одежды не парадная?

— Джинсы у тебя есть?

— Хивинские.

— Не уважаешь ты себя. Ну, бог с тобой, залазь в них. Гонор, торгашеские манеры и пыль в глаза. Осилишь?

— Спрашиваешь!

— Тогда в восемь, дорогой! — Голос Михаила Орестовича замер в отдалении.

Ракитин подумал, что новый друг его и товарищ вышел из мира своих детско-юношеских увлечений — велосипеда, пинг-понга, шахматных блицев. Каждое из них наложило отпечаток на его личность. Велосипед ссутулил фигуру, но в графе приобретений появились выносливость и умение прибавить в нужную минуту. Пинг-понг, напружинив тело и усилив блеск глаз, укрепил глазомер, развил быстроту реакции. Шахматы обогатили интуицию. «Смешно! — осудил себя Николай Петрович за столь прямые параллели. — Можно подумать, что один спорт сделал Носова тем, кто он есть на сегодняшний день. А он на сегодняшний день гроза и усмиритель любителей приварка. Многих прошибает холодный пот от его спокойно-ироничного взгляда. Это, всего лишь предостережение. «Не берет — разве можно иметь с таким дело?»

Николай Петрович подумал о завтрашней поездке, о контактах со многими людьми, среди которых будут не совсем честные и совсем нечестные. Сходил на базар, купил риса и баранины, редьки и соленых огурцов. Вместе с Катей приготовил плов. За дастарханом может быть произнесено то, чего никогда не коснется бывалый человек при мимолетном обмене приветствиями.

Утром они поехали на запад. Малиновое солнце медленно выкатывалось за ними. Встречный ветер был напитан запахами осени и накалом белой, то есть хлопковой, страды. Было начало октября, самый пик хлопкоуборочной. Если не приходили дожди, а лето не было прохладным или очень жарким, уборочная обычно складывалась удачно. Но, бывало, ветер насылал непогоду, почва набухала влагой, техника вставала, и всю тяжесть страды брали на свои плечи люди. Сейчас небо было синее-синее, бездонное. Осень вернула ему синь и глубину. Плантации бороздили машины. За ними стлались пыль и ошметки пуха. Много машин стояло у бровки.

— Лучше меньше, да лучше! — Носов ткнул пальцем в неработающие комбайны. — Ничего нового в конструкции, да и исполнение оставляет желать…

Дальше хлопок собирали руками. Головы школьников едва возвышались над кустами.

— Хоть погода есть! — сказал Николай Петрович.

— Погодка нас балует, а взрослого люда на полях нет, — заметил Михаил Орестович. — Взрослый люд лук и арахис копает. Своя рубашка ближе к телу?

— Ближе, — согласился Николай Петрович.

Проехали земли трех новых совхозов. Их усадьбы из силикальцитовых коттеджей были удивительно однообразны. Наверное, и в борьбе с архитектурными излишествами тоже важно не переступить грань, ведущую к серости и спартанству. Дома походили на шеренги солдат.