Сергей Татур - Пахарь

— Молодец! — приветствую я его.

— Что? — Он знает, что виноват и должен нейтрализовать мое недовольство.

— Молодец, что вспомнил, что у тебя есть семья.

— Никуда, как видишь, не делся.

Он обнял меня. Так он гасил критику в свой адрес. Устал, как и я. Кормлю его. Он тянется к газетам, я отодвигаю их. Вдруг стукнула дверь, вбежал Петик, щуря глаза. Сонный-сонный. Потерся лбом о колени отца. Засмеялся и убежал. Теперь он уснет сразу.

— Кирилл приехал, — сказала я.

— Ну! Спит? Ай, блин горелый! — Он приоткрыл дверь в детскую. С минуту постоял, разглядывая сыновей. Вернулся в столовую. Было ли ему хоть немного стыдно? Едва ли. Я налила ему чаю. Он придвинул к себе газеты. — У Картера опять семь пятниц на неделе, — сказал он. — Несерьезный человек американский президент. Его упрямо толкают на возобновление военного противостояния с нашей страной. И он поддается, еще как поддается! Предвыборные обещания отмел, ощетинился угрозами. Как нам иметь с ним дело дальше, скажи, пожалуйста?

«Никак», — хотела сказать я, но промолчала. В первые месяцы совместной жизни я могла заявить: «Пусть это тебя не беспокоит». Потом поняла: все, что касается нашей страны, ее положения в мире, ее влияния на климат международных отношений, касается и его лично. Аполитичность он считал очень дурным качеством. Он приравнивал ее к отсутствию нравственных ценностей.

— А ты чего от Картера ждал? — спросила я. — Недруга лучше иметь откровенного. На их заверения и улыбки нам лучше не полагаться.

— Да, я не сообщил тебе главного. — Он невольно взял торжественный тон. — Начали готовить рабочую эстафету. Благослови, мать!

— Желаю успеха.

— Кисло ты как-то это произнесла. Без воодушевления.

— Знаешь что, муж? Приди завтра, пожалуйста, хотя бы в девять. Чтобы старший сын увидел тебя перед отъездом в пионерлагерь на вторую смену. Кирилл так привык, что тебя не бывает дома, что даже не спросил, где ты. Известно, где — на работе. Ты, видишь ли, что-то там возводишь большое, тебе не до таких мелочей, как жена и дети. Это тревожно. Дети отвыкают от тебя.

— А если без преувеличений?

— Да я слишком мягко живописую. На самом деле все куда более контрастно. Твое невнимание к семье переходит все границы. Я-то прекрасно знаю, что не нужда, а вредная привычка заставила тебя засидеться допоздна.

— Нужда и выработала привычку, — сказал он.

Обычного: «Виноват, исправлюсь!» — не последовало. Он поманил меня, усадил рядом с собой. Я ждала его улыбки, но он не улыбнулся. Он устал сильнее меня. И больше нуждался в моем участии, чем я — в его.

— Странный ты сегодня, — заметила я.

— Знаешь, чего мне сейчас очень захотелось? Выйти на борцовский ковер. Сначала согнать вместе с семью потами жирок, вернуть былую силу и ловкость, а потом выйти против крепкого противника. Чтобы поединок шел тяжело, с переменным успехом, с красивыми бросками.

— Зрелищно, — сказала я. — Надеюсь, ты не захотел, чтобы схватка кончилась твоим поражением? И традиционное «пусть победит сильнейший» тебя тоже не устроило бы?

— Ну, как ты дальновидна! Прямо прозорлива. В итоге, конечно, я припечатываю его к ковру. Усыпляю бдительность и ловлю на свой коронный прием. Я вспомнил, какой лютый это был труд — тренировки. Трико хоть выжимай, а я свеж, как огурчик. Я много потерял, когда спорт ушел из моей жизни.

— Создай секцию борьбы в «Чиройлиерце». Или несолидно?

Он опустил голову. Всему свое время. Оно щедро дарит, но и безжалостно отбирает, по частям или все сразу. Да, на ковер он мог выходить теперь только в своем воображении. «Ладно, — сказал он, — чего уж тут… К прошлому возврата не бывает».

Он включил проигрыватель и поставил «Времена года» Ференца Листа. Звучащее раздумчиво фортепиано успокаивало его и, наверное, помогало что-то обдумывать. Вдруг полились мощные, мятежные аккорды. Акустическая система высшего класса точно воспроизводила звук. Дима слушал, закрыв глаза. Великий композитор обнажал душу. Он получил право делать это и после своей смерти. Мы прослушали два диска, и Дима Сказал:

— Ну, тебе спать, а я еще немного пободрствую. Не возражаешь? Кое-что складывается сложнее, чем хотелось бы. Твоего совета спрошу, когда внесу ясность в свои рассуждения и планы.

— А ты? — спросила я.

Он не понял и самодовольно сказал:

— Сна ни в одном глазу.

Я легла и подумала, придет ли он сейчас ко мне. Я ждала, а он не шел. Позвать я постеснялась. Несмотря на столько лет замужества, я все еще стеснялась этого. Мне стало обидно. Потом я заснула.

Контору в тресте «Чиройлиерстрой» называли командным пунктом, а Дмитрия Павловича — командиром, или командиром Димой. На свой командный пункт из трудового отпуска он вернулся с хорошим запасом сил а с кое-какими идеями, которые и намеревался претворить в жизнь без проволочек. Для многих, он знал, это будет неожиданностью, и если приятной, тем лучше.

Два дня он посвятил рекогносцировке, все облазил, во все вник, натягивая выпущенные было из рук бразды правления. А когда нити руководства трестовскими подразделениями вновь естественно сошлись в его руках, когда он почувствовал их певучую упругость, вбирая в себя информацию рапортов и по привычке уплотняя суточные графики, когда стройка ответила на его возвращение к штурвалу небольшим, но весьма конкретным ускорением ритма, некоторыми, тоже весьма конкретными сдвигами по части подтянутости и порядка, он созвал трестовский актив, проверенных временем, пустыней и делом все еще молодых начальников передвижных механизированных колонн, участков, отделов и служб. И сказал им:

— Пока вы тут давали план и воевали с разного рода препятствиями, чтобы не выглядеть без меня хуже, чем со мной, я на берегу лучшего из морей думал о вас. Думал о том, что может существенно облегчить нам жизнь. И, знаете, пришел к выводу, что нам необходимо усилить взаимодействие на всех участках. Надо еще подтянуться, поднять ответственность за порученное дело. На монтаже лотков у нас есть конвейер? Есть. Оправдал ли он наши надежды? Вполне. И если мы от него откажемся, что будет? Чепуха, возвращение в день вчерашний. Значит, не отказываться нам нужно от конвейера, а внедрять его на других участках. Сегодня нет дела важнее. И если кто-нибудь из вечно сомневающихся, из вечно осторожничающих скажет мне на это, что, мол, условия еще не созрели, я отвечу: а вы создайте эти условия, подтвердите свое высокое звание инженера, организатора строительного производства. Необходимыми полномочиями вы наделены, что делать, знаете. Так действуйте, дерзайте! Сейчас, сегодня где нам более всего необходим конвейер? На первой насосной. Как нам обеспечить его внедрение? Думайте. Соображения свои доложите по мере того, как они будут у вас выкристаллизовываться, но не позже чем через два дня. Советую в предложениях, которые вы дадите, широко использовать принципы рабочей эстафеты, взаимодействия. В смежниках прошу видеть товарищей по общему делу; все наши планы должны быть согласованы с ними — не навязаны, а подсказаны общим интересом. Вопросы прошу задавать не мне, а самим себе и друг другу. Инженер, который останется в стороне от этой работы, не потеряет ничего, кроме моего уважения. Думайте, как нам отладить конвейер, как сделать стыки прочными и надежными. У меня все.