Владимир Сергеев - Непредсказуемый Берестов

— Остановись, Берестов! — умоляющим голосом кричала пионервожатая. — Ну я сейчас… — и она со всех ног бросилась в дверь школы.

Что и говорить, Женька уже сообразил, что дороги обратно нет. Он сидел, замерев, на самой верхушке тополя, сам не понимая, как же смог до нее добраться. Ветви раскачивало, в животе было холодно, дурнота подступила к горлу.

Характером Женька был упрям и в действиях невоздержан. А самое интересное в Женькином характере было то, что виноватым он себя ни в чем никогда не считал. Вот и теперь Женька не задавал себе вопроса: зачем полез? Почему не послушался Витьку, не ответил на призыв Ольги? Как это почему? — сразу находит он себе оправдание. Ольга сказала, что в поход не возьмут? Сказала. Пригрозила? Конечно. Ну вот, он вроде бы и не виноват: нечего было грозить…

Снизу донесся голос Витьки:

— Эй, слышишь, Ольга за директором побежала!

Ну и пусть, подумал Женька, а сердце все-таки екнуло: Михаил Иванович таких шуток не любил и в прошлом году запросто исключил Сашку Воробьева. Это факт.

Но Витька хорошо знал своего друга.

— Эй, командир, — завопил он, — держись! Отличный НП!

И Женька приободрился, хотя понимал, что путь вниз ему не осилить. Наверное, это же самое поняла и Юлька. Задрав голову, она только и шептала:

— Женечка, не упади. Только не упади…

А Ленка почему-то безотчетно радовалась и, приплясывая, повторяла:

— А вот не слезет Женечка. Уже не слезет… Вот! Юлечка…

Сначала никто и не сообразил, зачем во двор школы въехала пожарная машина. Пожарка была рядом, в соседнем переулке, и к виду этих красных блестящих автомобилей все давно привыкли.

А во дворе-то уже сам директор! И Ольга. И всякого разного любопытного народу набралось…

Молодцеватый пожарник выпрыгнул из кабины и что-то скомандовал своим подчиненным. Тут же на глазах у всех длинная красная лестница медленно поползла вверх… Ольга закричала:

— Берестов! Не двигайся! Сейчас тебя снимут!

А лестница все ползла и ползла, покачиваясь, поскрипывая стальными тросами. И вот один из пожарников уже пошел по ней, цепко перебирая руками ступеньки-перекладины.

Женька лихорадочно соображал: что это? Поражение или победа? Но ведь он не слез? Не слез. Вот и пусть все думают, что не слез не оттого, что не мог, а попросту не хотел слезать. А верхушка лестницы уже у самых Женькиных ног.

— Ступай на лестницу! Не бойся, — приказывает пожарник, протягивая Женьке руку.

Нет, Женька руки не примет. Никогда! Он сам. Но пожарник, поднявшись еще на две-три перекладины, хватает Женьку за пояс штанов и придерживает, пока тот не ступит ногами на лестницу.

— И не двигайся! — приказывает пожарник.

Женька, который собирался гордо сойти на землю, замер, а лестница вместе с ним и пожарником поползла вниз.

— Вот это да! Сама ползет! Все ахают! А я… — восторгается собой Женька.

Но когда он оказался на земле, директор, не сказав ни слова, повернулся и, заложив руки за спину, ушел в двери школы, Ольга — за ним, а ребят со двора словно ветром сдуло, только Витька стоял по ту сторону школьной ограды.

— Что, добился? — проворчал Витька. — Накрылся поход-то. Я же говорил…

Но Женька, не желая сразу сдаваться, слабо возразил:

— А чего она? Грозит еще…

— Заткнись. Дурачков нет! — Витька шмыгнул носом и, не оборачиваясь, пошел в сторону дома.

А Женьке домой идти не хотелось. Он поплелся к Покровским воротам и долго бродил по Чистопрудному бульвару. У «Колизея» толпился народ. Женька, может, и двинул бы в кино, да денег на билет не было. Усевшись на скамейку, Женька долго смотрел на воду, на уток, шмыгавших туда-сюда в погоне за кусочками хлеба, что бросали им с берега.

О чем он думал? А о чем было думать? О том, что произошло с ним? Нет, Женька не любил думать о плохом. И вообще, переживать неудачи было не в его характере. Он гнал от себя мысль, что в поход его теперь не возьмут, что будет он все лето сидеть в Москве, без ребят, без всяких полезных и неполезных занятий… Это бы еще туда-сюда, но было жалко маму, которая, узнав обо всем, станет переживать, браниться и курить папиросу за папиросой…

Вдруг Женька увидел Юльку и Ленку. Девочки шли по аллее, приближаясь к Женькиной скамейке.

«Нашла себе подружку, — огорченно подумал Женька. — Ябеда и пискля эта Ленка. Чего Юлька с ней дружит? А может, не дружит, так просто?..»

— А где Витька? — спросила Юлька, наверное, для того, чтобы что-то спросить.

Женька хмыкнул.

— Домой пошел.

— Витеньке вещички собирать надо, — съязвила Ленка, притоптывая пяткой.

— Ну и что? — Юлька сдвинула широкие темные брови. Ей очень хотелось поддержать Женьку. — Большое дело…

Женька, с прищуром глядя на Ленку, спросил:

— Ты-то чего ехидничаешь? Тебе-то самой что в походе делать? Ябедничать Ольге? Тебя для того и берут.

— Может быть, Женечка, и для того, — не сдавалась Ленка. — А тебя-то вообще…

— Иди отсюда, конопатая! — замахнулся Женька, вставая со скамейки. — Я-то не пропаду… Я-то… Я-то к папиному другу, генералу, в военный лагерь поеду. Я, может, в ваш поход и не собирался!

— Идем, Юлечка, Женечка не в духе… — замельтешила Ленка.

— Ты Юлькой-то не прикрывайся! — почти закричал Женька. — Что ты за ее юбку держишься? Никто тебя в подруги не принимает, да? «Идем, Юлечка»… А Юлечке, между прочим, в другую сторону… — тут он взглянул на Юльку.

Юлька стояла пунцовая, опустив глаза, и казалось, что мягкие каштановые ресницы лежат прямо на щеках девочки. И вдруг Женька почувствовал, что Юлька вот-вот заплачет. Отчего? Чем я ее-то обидел?

Никто не увидел Юлькиных слез. Она повернулась и действительно быстро пошла в другую сторону, почти побежала, подставляя лицо встречному ветру…

Ленка, растерявшись вдруг и присмирев, исподлобья смотрела на Женьку. Что думала она сейчас, кто знает? Но ведь Женька никогда не бывает виноват.

— Ну что, пискля? — гордо сказал он. — Я ж говорил, что Юльке в другую сторону.

— Дурак! Дурак ненормальный! — вдруг выпалила Ленка и побежала так, словно за ней гонятся.

А Женька услышал за своей спиной:

— Скажи, мальчик, зачем ты обидел девочку?

Это сказала старушка, сидящая, оказывается, рядом на скамейке. У нее были седые короткие волосы и нос крючком, как у Бабы Яги, но глаза, большие и добрые, лукаво глядели на Женьку.

— Какую это? — насупившись, спросил Женька.

— А ту, хорошенькую, с пушистыми ресничками.

— Чем же? Я и не хотел…

— И все-таки обидел.

— Я правда не хотел, — совсем смутился Женька.

— Тут, милый мой, важен тон. Понимаешь? Можно было то же самое сказать другим тоном. А ты уж больно грозен. Получилось очень грубо. Очень. И что вышло?..