Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Дети выросли. Аббасхан занимал ответственную должность, стал почитаемым в городе человеком. В доме у него теперь частенько собирались друзья. Старый отцовский дом с двумя комнатенками и земляным полом, застланным циновками, теперь казался тесным и неуютным. Муж и жена посоветовались и решили взять участок и построить дом. Рихсиниса с радостью приняла это предложение мужа. Но сестры мужа и тетушки, проведав об этом, страшно рассердились. Перестали разговаривать с Рихсинисой, только злобно ворчали, проходя мимо нее.

— Вы только поглядите, какой номер выкинула эта лохматая девка, — говорили они. — Отбирает сына у отца, разлучает брата с сестрами — решила отделиться от нас!

Одна из тетушек Аббасхана громко, чтобы услышала Рихсиниса, сказала:

— Мы ее считали темной, а она, оказывается, себе на уме была все это время. Ой, как горько мне, что племянничек мой лучшие свои годы губит с такой шельмой! А за него ведь не один почтенный в округе, высокородный человек пожелал бы выдать свою дочь…

Бедная Рихсиниса молча сносила все обиды, чтобы не давать родичам мужа повода еще больше распускать языки. И стала торопить Аббасхана с получением участка.

Наконец им выделили участок в стороне Аклана, в одном из самых красивых мест пригорода. И жена, можно сказать, сама возглавила строительство. Только теперь Аббасхан Худжаханов начал понимать, почему жена проявила столько рвения. Сама наняла рабочих, которые сделали из глины кирпичи, сама раздобыла доски, балки, шифер, рамы. Продала, не пожалела, три нитки своего жемчуга, некоторые свои золотые украшения, доставшиеся ей от матери.

Пока дом строился, они обнесли двор изгородью, из досок и фанеры сколотили времянку и все лето прожили в ней. Иногда, если выпадало свободное время, Рихсиниса усаживала на коврике в тени детишек, а сама принималась помогать мастерам — таскала кирпичи, подавала в ведрах глину.

К концу осени они соорудили крышу, оштукатурили стены, застеклили окна, благо погода была теплая. Перед самыми заморозками вселились в новый дом, еще не побеленный. Всю зиму продолжались работы, и они ютились в одной маленькой комнатке. Постепенно настелили пол, покрасили его, провели электричество. День ото дня их дом становился все удобнее и привлекательнее. Рихсиниса не могла наглядеться на него и нарадоваться. Весной сама посадила во дворе яблони, абрикосы, вишни, и вскоре зазеленел молодой садик, взращенный ее руками.

Муж часто навещал родных, но те за два года ни разу не удосужились побывать у них. Столь велика была их обида на Рихсинису, они и видеть теперь ее не желали.

Аббасхана Худжаханова опять повысили в должности. Каждое утро за ним приезжала легковая машина и отвозила его на работу. Теперь даже близкие знакомые, друзья, повстречав на улице, величали его по имени и отчеству — Аббасхан Тураевич — и склоняли голову в поклоне. На тоях обычно его усаживали на самое почетное место и всегда поручали произнести первый тост.

Аббасхан Тураевич, казалось, доволен был и домом, и работой. Но, как говорится, пути господни неисповедимы. Однажды, посетив своего друга, он увидел в приемной у него молодую женщину, которая на машинке перепечатывала какие-то бумаги. Она была прекрасна! Перестав печатать, она сверкнула черными, как виноград чараз, глазами и вопросительно приподняла брови.

Аббасхан так и застыл посреди комнаты, глядя на нее. Потом не совсем членораздельно объяснил, что ее начальник, его друг, ждет его.

Девушка приветливо улыбнулась, не сводя с посетителя глаз. Догадавшись, какое произвела на него впечатление, разрешила пройти в кабинет шефа.

Долго потом Аббасхан Тураевич не мог решиться ей позвонить. Несколько раз снимал трубку, но в последний момент не хватало духу, и он снова опускал трубку на место. И наконец решился. Услыхав ее мелодичный грудной голос, он в первое мгновение забыл, что, собственно, собирался сказать. И был одновременно удивлен и обрадован, когда она согласилась с ним встретиться…

После этого они встречались часто. Иногда Латофат звонила сама и томным голосом сообщала, что очень соскучилась и у нее не хватает терпения дождаться того дня, когда они должны увидеться. Рихсиниса в то время была беременна. Сердце ее чувствовало что-то неладное. Она мучилась подозрениями, но не решалась ни о чем спросить мужа, боясь его обидеть. Но сердце есть сердце, оно изнывало от недоброго предчувствия.

Рихсиниса благополучно родила. У них появилась еще одна дочь. Но вскоре после родов Рихсиниса слегла, — видно, надорвалась во время строительства. Из кишлака приехали ее старики, чтобы присмотреть за больной дочерью.

Аббасхан обычно по служебному телефону вызывал на дом врача, а после работы ехал на свидание к Латофатхон. Домой возвращался за полночь, а то и вовсе не приезжал. Нередко утром от Латофатхон ехал прямо на работу…

К болезни Рихсинисы прибавились еще и душевные муки. Ничто теперь не радовало ее — ни великолепный дом, ни ковры, которыми были обвешаны все стоны и устланы полы. Она чувствовала себя цветком, подрезанным под корень и поставленным в красивую вазу. И, как цветок, она медленно увядала.

В день похорон Аббасхан был безутешен. А спустя три месяца привел в дом Латофатхон. С приходом в дом новой жены расходы увеличились значительно. Очень любила Латофатхон наряды. А семья все-таки немалая, на одну зарплату не проживешь, хоть и получал Аббасхан каждый месяц солидную сумму. Приезжали к нему из колхозов председатели, агрономы, районные ветеринары, инженеры сельхозтехники. И у всех какие-то просьбы. Не жалел себя Худжаханов, всех ублажал. И они благодарили. А как же иначе: ты делаешь добро — и тебе платят тем же. Но в своем же коллективе, черт бы их побрал, нашлись завистники, которые повернули дело так, что его, Аббасхана Худжаханова, понизили в должности. Но, кажется, скоро снова фортуна улыбнется Худжаханову: не сегодня-завтра станет он председателем. Ульмасбаев над пропастью — надо только чуть-чуть подтолкнуть. А там уж Худжаханова не остановишь, он быстро зашагает по должностным ступенькам вверх…

…Аббасхан Тураевич, погруженный в раздумья, сидел в кресле, держась левой рукой за сердце. Он даже не заметил, как в кабинет вошла секретарь. Приблизившись, она негромко сказала:

— Аббасхан Тураевич, в приемной собралось много народу. Вы будете сегодня принимать?

Худжаханов устало провел по лицу ладонью и недовольно произнес:

— Приглашайте…

Вечером вернулся он домой в плохом настроении. Не раздобыл денег, которые просила Латофатхон.

Едва вышел из машины и перешагнул порог калитки, на веранде появилась улыбающаяся Латофат. Помахав рукой, она вопросительно кивнула, что означало: «Привезли, что я просила?»