Мирмухсин - Чаткальский тигр

Музыканты чинно расселись на широком сури, застланном ковром, и, чтобы их пыл и задор не иссяк за вечер, поставили перед собой чайник с коньяком да блюдо с пловом. Переглянулись, кивнули друг другу — и грянула музыка. Зазвенел рубаб, залилась певуче флейта, дробью рассыпались удары бубна.

Первым вышел в круг сам Милтикбай-ака. От рождения он не видывал такого праздника — мог ли нынче не танцевать! Круг раздался шире. Музыка зазвучала рьянее. Опираясь одной рукой на костыль, другой на палку, неловко переставлял он с места на место единственную ногу. Враги, когда ранили, думали, что лишили его этого удовольствия. Кукиш им! Он будет танцевать!.. А вокруг уже замелькали парни и девушки в пестрых платьях. Им хлопали в ладоши, подзадоривающе кричали.

В это время напротив настежь отворенной калитки остановилась черная «Волга». Во двор ступили секретарь райкома, председатель райисполкома и Садовников.

Музыка смолкла. Хозяин поспешил навстречу гостям. Сопроводил их на почетное место, усадил рядом с Файзуллой Ахмедовичем. К ним подошел ладно одетый молодой мужчина, по-видимому преподаватель местной школы, и обратился к Файзулле Ахмедовичу:

— Не могли бы вы сказать что-нибудь собравшимся? Все вас очень просят, — и, получив утвердительный ответ, объявил: — Уважаемые гости! Слово для тоста предоставляется члену партийного бюро Чарвакской стройки, консультанту и члену-корреспонденту Академии наук Узбекистана, инженеру Файзулле Ахмедовичу Музаффарову!

Шум стих. Будто в кипящий котел плеснули холодной воды. Файзулла Ахмедович встал, высокий, статный, с посеребренными сединой висками. Резким движением отправил на место сползшие на нос очки и оглядел людей, притихших, ждущих.

— Кое-кто иногда упрекает нас, что мы часто говорим о войне. Дескать, минуло уже тридцать лет, как она кончилась, — пора забыть. Нет, мы не забудем. Мы еще многие и многие годы будем помнить о ней и говорить. Потому что, обновляя нашу жизнь и видя эти перемены, мы невольно думаем и о том, как нелегко дается нам каждая победа. Среди диких неприступных гор воздвигнуть Чарвакскую ГЭС — это ли не победа! Выходит, мы и сегодня каждый день в бою. А молодым бойцам-строителям есть с кого брать пример, у кого учиться… — Файзулла Ахмедович, поблескивая стеклами очков, отыскал среди сидящих за столом Милтикбая-ака. Кивнув в его сторону, продолжал: — Сегодня в доме бывшего фронтовика, славного воина Милтикбая Койбакарова большой той. Фашисты хотели убить Милтикбая и захватить наш Узбекистан. Но Милтикбай в жестокой схватке уничтожил самих фашистов, не дал им ступить на свою землю. Он вернулся домой с победой. И тогда в этом дворе, где мы с вами сидим, был большой той… А теперь, спустя тридцать лет, этот смелый боец опять справляет той. И опять — по случаю Победы! Его зять, Караджан, ставший ему сыном, на трудовом фронте одержал победу. Он награжден орденом Ленина. Жена Караджана — молодой медик. У них родился сын, внук Милтикбая. Для них, для грядущих поколений, создали мы этот прекрасный мир. Значит, мы вечны… И вечны три драгоценных качества человека: терпение, щедрость, справедливость. Из терпения рождается успех, из щедрости — величие, из справедливости — победа. Три порока лишают уважения: лживость, двуличие, высокомерие. В сердце моего друга Милтикбая свили гнезда терпеливость, душевная щедрость, справедливость. Он — садовод. Эти три качества необходимы садоводу, который мечтает всю землю превратить в сплошной цветущий сад. Он обещал это. А мы — хозяева своих слов. Тигр не отступится от тропы, мужчина — от слов. Это про нас сказано. Потому-то наши дела и венчают победы. Тост — за Победу!

…Давно сиджакцы не видывали такого тоя. Музыка и пляски сменялись аскией — состязанием острословов и взрывами смеха, песни — веселыми притчами о похождениях Насреддина-афанди. Гости начали разъезжаться, когда уже совсем рассвело…

Шестого ноября над освещенной солнцем долиной, где шелково голубеет извилистая лента стремительного Чирчика, раздались отрывистые звуки карнаев. На центральной площади Чарвака молодые карнайчи в полосатых бекасамовых халатах, повязанных расшитыми бельбагами, надувая щеки, изо всех сил дули в длинные трубы, плавно поворачивая их то вправо, то влево, то направляя ввысь, прямо к небу, держа на одних губах. Торжественные голоса карнаев подхватывал ветер, скользящий с окованных льдом вершин, и как добрый вестник во весь дух мчался в горные селения, оповещая людей о начале великого празднества. «Чарвакская ГЭС построена! Чарвакская ГЭС вступила в строй!.. По-бе-да-а!..» — вторили трубы.

К площади начали стекаться толпы людей. С флагами, плакатами. С песнями, весельем. В четыре часа пополудни начался митинг…

На трибуну взошли почетные строители, члены правительства и ЦК партии республики. Поднимаясь по ступенькам, Караджан вдруг заметил в толпе Ишларбека Сапчабашева. Тот стоял, прячась за чужими спинами. Надвинул кепку по самые глаза, чтоб не узнали. Может, кто-то и не узнал его. Но Караджан в многотысячной толпе всегда отличит Сапчабашева. Если в арбуз снизу воткнуть две палки, а поверх положить картофелину — вот вам и эта особа. Что он тут делает? Недаром говорят, у прощелыг не бывает совести. Разве сегодня таким здесь место? Собрались те, у кого еще горят ладони и ломит в плечах от работы, у кого окаменевшие мозоли не сходят с рук. А Сапчабашев всю жизнь лезет из кожи, чтобы делать поменьше, а получать побольше. И упавшего хлопка с дороги не поднимет, боясь надорваться. Пусть пыжатся другие — он же будет пожинать лавры. Не жалея энергии, разглагольствует он с трибуны. Не было собрания, чтобы Сапчабашев не выступил. В беседах с доверенными людьми он любил вспоминать, что история знает случаи, когда речами завоевывали целые города. Мня себя искусным оратором, стоял, вцепившись в трибуну, будто его кто-то собирался оттащить силком, и говорил, говорил, вытирая обильный пот, бегущий с красного лица. Говорил, не обращая внимания на хохот в зале и усмешки. Неспроста один из сотрудников управления как-то в шутку заметил, что в мозгу у заведующего отделом снабжения Сапчабашева непомерно развилась клетка, заставляющая его витийствовать.

Но беда в том, что поначалу многие верят таким прохвостам. На что проницателен Георгий Исаевич Садовников, и тот поверил ему, когда он вероломно оклеветал Караджана. Видимо, любая ложь до поры до времени кажется истиной, тем более если рядят ее в шелковые одежды правды и она блестит, переливаясь. Попробуй-ка разгляди, что под оболочкой! Только когда сабля времени рассечет шелковый покров клеветы и в пламени терпения сгорят муки, доставленные ею, человек вновь возрождается, как птица Феникс из пепла. Но в сердце его нет-нет да и заноет рубец…