Александр Овсиенко - Материнский кров

— Мы посылаем вас, товарищи, в командировку. Подобные задания вы уже выполняли, новичков среди вас нет. Условия, правда, будут потруднее — горная местность, лесные массивы, но вы справитесь. Да, справитесь со всеми трудностями — руководство конторы уверено в вас, товарищи. Подчеркиваю, речь идет о выполнении срочного задания государственной важности. На это время придется отложить все личное, чтоб не оставить врагу народное добро. Выполнив приказ, вернетесь в свои дома, к своим семьям. Бригадиру товарищу Стрекоте подчиняйтесь беспрекословно. Один день даем вам на сборы и домашние дела. У кого есть вопросы по существу предстоящего задания?

Никто не спешил спорить с начальством. Дьяченко ждал, легонько барабанил правой рукой по крышке директорского стола. Напряженными были лица отгонщиц, никто не выказывал согласия и готовности действовать по его приказу. И тогда он решил кое-что дополнить к сказанному.

— Да, вот еще что. Продуктов домашних можете в командировку не брать: питанием вы будете обеспечены бесплатным — за счет конторы. Для отдыха и подвоза необходимого имущества выделяем подводу с лошадьми. Ею можно будет воспользоваться и в случае… чьей-нибудь внезапной болезни…

Лучше б он не упоминал о «внезапной болезни». Женщины закричали все сразу об одном. Невозможно было кого-то выслушать первой, а от остальных потребовать тишины.

— Ага, сразу и упали на ту подводу!.. Туда ногами вперед покладут!..

— Немцы стадо свиней за мостом бомбили… Троих отгоничей сразу убило!..

— Худобу жалкуют немцу отдавать, а люди нехай под бомбы головы кладуть?.. Нехай меня в своей хате убьют, чем на дороге…

— Нехай те, кто в отступ собрался, и гонят казенную худобу с собою, а мы никуда в такое время из станицы не пойдем!..

— Тих-хо!.. Эт-то чт-то?! Саботаж?! — Дьяченко поднялся над столом бледный и глазом единственным забуровил кричащих в его кабинете женщин: — Да за эт-то вас… Я сам… своею рукой… — он слепо нашаривал что-то у себя на правом боку…

Бабы бросились врассыпную из кабинета, в дверях столкнулись кучей, затолкались локтями, выдавили друг дружку в коридор, побежали на выход из конторы…

Последние новобранцы уходили из станицы на войну. Они собрались утром у стансовета, ждали транспорта на Горячий Ключ, но, так и не дождавшись, пошли пешком по дороге в горы. Их было мало, человек двенадцать, и каждый уходил в окружении стайки родичей, под слезный крик и причитания. Ульяна свое откричала ночью, до утра глаз не сомкнула, а за подворье вывела Митю тихо и напутствие давала одно: пиши, сынок, когда тебе трудно будет, не держи на своем сердце беду — переклади матери, а самому станет легче, вот увидишь. Я выдюжу, если буду знать, что ты живой. Главное — пиши… Когда стали поворачивать на Базарную улицу, увидели стоящую у калитки Одарку.

— Я сбегаю, мама, попрощаюсь с крестной. — Размахивая руками, Митя побежал к Одарке, они обнялись, всплакнули, за что-то она говорила ему спасибо, он обещал никогда-никогда не забыть, если вернется живым. У Родниковской улицы Таисия перехватила Митю, были опять слезы и обещания помнить. В центре станицы сошлись все «три танкиста», невесты нацепляли каждому носовых платочков на грудь, барабанщик среди провожающих был, гармонист, плескалась самогонка из длинных четвертей в граненые стаканчики… «За моего сына, не побрезгуйте, люди добрые… Эх, не батько провожает казака служить…»

До хозяйственного двора МТС шла за новобранцами плотная толпа провожающих, а здесь многие стали прощаться. И Ульяна остановилась, придержала Митю у груди. Третий раз на этой черте стояла: два раза отсюда Матвей уходил от нее на войну, теперь туда же провожала сироту-сына. «Я тебя буду ждать, мой цветочек… Один ты у меня на всем белом свете…»

Простилась и Ольга Куренчиха с Митей, дальше его поведет под руку Катя Дашкова, невеста шутейная. Но не спешил Митя уходить от матери. Вот и простился, сказал «до свидания» и опять подбежал.

— Мама, я все-все помню… Я все, мама, для вас…

— Вертайся живым, сынок… Храни тебя господь…

Крестила путь впереди сына — пусть идет навстречу ворогам, пусть с другими защитниками не пускает немецкую вражину к родному порогу…

Днем почти не было работы. Ульяна два раза разнесла сено по коровьим кормушкам, несколько ведер воды споила худобе, курам и гусям сорного высеянного проса сыпанула. И другие отгонщицы толкались по скотному двору как неприкаянные, работали вполсилы, чаще собирались где-нибудь в скрытном месте и обсуждали вчерашний скандал в кабинете Дьяченки. Никому не хотелось уходить домой и готовиться в дорогу, считать себя командированными.

— А Стрекота с нами и балакать не хочет, — рассказывала Орька Кустенчиха. — Как попадется навстречу — усищи вспучит, як наче мышу в зубах несет, и мимо молчком шкандыб, шкандыб. — Орька надувала свои смуглые щеки, закрывала верхней толстой губой узкий крючковатый нос и выхрамывала в сторону. Ульяне было не до смеха и шуток. Она с Митей весь день прощалась и не могла по-настоящему проститься, чтоб скрылся как за поворот, совсем чтоб не видели глаза. «Я тебя тоже помню, сынко, всего-всего помню, до каждой родиночки… Ох как же я тебя, родненького, расцелую… Ты только вернись в материну хату… Живым вернись… Я подожду… подожду, мой цветочек…»

В третьем часу, в самую знойную пору дня, выбежала на конторское крыльцо секретарша Кланиха и заоглядывалась. Заметила сидящих под скирдой сена отгонщиц и рукой к себе поманила.

— Наверно, командировочные бумажки забрать зовет…

— Нет, какую-то новость узнала…

— Иди спроси ты, Орька…

Кланиха и Кустенчиха о чем-то зашептались на крыльце, к скирде Орька не раз оборотилась и поддакнула, косынку развязала и заново запнула и вдруг катнулась с крыльца и бегом припустила назад, кидая на стороны загорелые до черноты лодыжки ног.

— Хлопцев наших, забратых седня в солдаты, отпускают с военкомата до дому!.. — выпалила она единым духом, когда подскочила близко. — И Мытю Полукаренко… Ивана Конюка… Мыколу Трахова…

— Да ты шо кажешь, Орька?.. Та неужели то правда?…

— Кланиха сказала: дед Стрекота утром пробовал по телефону дозвониться до военкомата, а с Горячим Ключом связь оборвана была — наверно, опять там бомбы немцы кидали… А после обеда Самсонович дозвонился и просил вернуть наших хлопцев, Дьяченка, мол, им задание важное даст. Там сказали: забирайте, возвращаем.

— Наверно, вместо нас отгонычами отправят…

— И добре, чем сразу в окопы попадут наши хлопченята… Нехай остаются «три ездовых друга». Танки, люди кажут, у немцев крепче наших…

— Примета плохая — вертаться с полдороги… Другой раз все равно погонят на войну… Ото ж и твоего Матвия, Кононовна, вертали, вертали та и замотали в безвисть… Зови нас вечером на гулянку и платочки Митины раздай нашим девчатам… Может, Митя счастливей батьки, отвоюет возле своей хаты…