Юрий Стрехнин - Выходим на рассвете

— Тревога!

Гомбаш сунул листки со статьей в карман, выбежал из комнатушки — скорее взять винтовку!

Через две-три минуты все уже строились во дворе. Не дожидаясь, пока шеренги подровняются, Ференц, остановившись перед строем, крикнул:

— Внимание! В монастыре контрреволюционеры напали на наших людей. Спешим туда на выручку! Но будьте выдержанны. Первыми огня не открывать. Винтовки на ремень, за мной — бегом!

Этим утром в ломский мужской монастырь, находившийся на окраине города, отправилась давно туда собиравшаяся комиссия губисполкома по изысканию продовольствия для детских домов. Комиссия состояла из двух красноармейцев, выделенных Советом, завхоза одного из детдомов, представителя губнаробраза — «шкраба», как для краткости именовали школьных работников, и двух женщин, представительниц от рабочих — одна из них была с кондитерской фабрики, закрытой из-за отсутствия сырья, а другая — со спичечной, ею оказалась Ольга, которую делегировали в комиссию, учтя ее напористый характер и бойкий нрав.

Ломск за время войны основательно населили не только беженцы из разоренных ею западных российских губерний, которых привлекало то, что в сибирских далеких краях вначале пропитаться было легче, но и военные сироты — ребятишки из прифронтовой полосы. Всю войну везли их сюда в устроенные для них приюты. В этих приютах житье у ребят было весьма скудное: всего не хватало, и в первую очередь еды. Нехватка продовольствия обострялась с каждым днем. И поэтому, как только в городе и губернии установилась Советская власть, она первые же свои усилия направила на то, чтобы улучшить питание детдомовцев. Специально созданная комиссия постоянно заботилась о снабжении детских домов продовольствием. Везде, где только можно, оно уже было взято. Тогда-то было решено посмотреть в мужском монастыре — ведь у него большое хозяйство, много пахотной земли, коров, монастырское масло когда-то до войны славилось на ломском рынке. Имелись сведения, что люди божьи в предвидении скудных времен основательно подзапаслись пищей телесной, очевидно вовсе не намереваясь использовать положение, создавшееся с продовольствием всюду, для умерщвления бренной плоти.

Комиссия без всякой охраны, вооруженная лишь мандатом губпродкома, уполномочивавшим ее на реквизицию монастырских излишков продовольствия, явилась в обитель ранним утром. Монах-привратник спокойно, с поклоном, открыл калитку в воротах и сказал, что сию же минуту доложит настоятелю. Комиссия вошла во двор. Навстречу ей вышел отец эконом и, весьма любезно выслушав, охотно согласился показать хлебные склады, находившиеся тут же в ограде обители, а также коровник и свинарник, расположенные неподалеку от монастыря. Комиссия начала с хлебного склада. Когда она находилась там, вместе с экономом подсчитывая запасы зерна, муки и круп, вдруг яростно зазвонили колокола монастырской церкви. «Что случилось?» — встревожились члены комиссии. Вместе с экономом они поспешили во двор. И увидели, что, поднятые набатом, из келий валят монахи, а снаружи через распахнутые ворота широкий монастырский двор быстро заполняет толпа, в которой преобладают, если судить по виду, самые ревностные богомольцы — старики с благообразными бородами, старухи в черных монашеских платочках. Впрочем, в толпе мелькали и личности совсем небогомольного облика: какие-то краснорожие, похоже — в подпитии, детины, юркие молодчики и совсем уж непонятные люди, одетые по-простонародному, но облика явно господского.

Вся эта пестрая толпа, густо замешанная черными монашескими подрясниками, орала, наступала на комиссию, прижимая ее к стене каменного монастырского амбара. Отец эконом, как только члены комиссии вместе с ним вышли за порог склада, куда-то мгновенно исчез.

Богомольцы напирали все неистовее:

— Грабители!

— Христопродавцы!

— Святую обитель поганите!

— Не дадим божьих людей в обиду!

Председатель комиссии, пожилой учитель, пытался урезонить разбушевавшуюся толпу, кричал, нервно подергивая головой и поправляя пенсне, готовое свалиться:

— Мы же для детей, для сирот стараемся! А сиротам сам бог помогать велел…

Но в ответ неслось:

— Ты нам богом не тычь! Не дадим обитель разорять!

— Заткните ему хайло, тилигену этому!

— Послушайте, граждане, граждане… — надрывался председатель. — Мы же не для себя! Проявите сознательность!

— Как дам тебе по очкам, так сразу проявишь!

— Не слушайте их, православные, не слушайте!

— Истребим слуг антихристовых!

— Спаси, господи, люди твоя, заступись!

— Гони-и-ите! — зашлась в истошном крике какая-то кликуша. — Гони-и-ите иродов, да разразит их господь!

— Господь терпелив, сами их разразим!

— Бей их, нехристей!

— Православные, православные, опомнитесь! — взывал седобородый монах, простирая руки к наседавшей на комиссию толпе. Но его оттесняли в сторону, распаленно орали:

— Гони! Бей!

И какой-то другой монах, вертясь в толпе, вопил:

— Заступитесь за слуг божьих, заступитесь за нас, сирых!

Казалось, еще минута-другая, и членов комиссии растерзают. Их попытки подействовать на толпу словом, умерить ее пыл оставались безуспешными. Но они не прекращали этих попыток. Председатель комиссии, с носа которого окончательно слетело пенсне, подхватил его и, размахивая им, кричал, обнаружив неожиданно громкий голос:

— Граждане! Опомнитесь! Послушайте! Позвольте объяснить!..

В передней части толпы на какие-то секунды становилось тише — к увещеваниям председателя все-таки прислушивались, но сзади продолжали напирать, истошно визжали старухи-богомолки, злобные выкрики мешались с молитвенными словами. Толпа, кажется, с каждой минутой увеличивалась — во двор монастыря, привлеченные набатом, все вбегали и вбегали монашеские заступники из ближайших кварталов, а может быть, уже и со всего города…

«Разорвут нас всех! — испугалась Ольга. — Надо за помощью!» Улучив момент, она скользнула вдоль стены и юркнула в толпу, мгновенно потерялась в ней, и на нее там уже никто не обратил внимания.

Вьюном пробираясь через человеческую круговерть, Ольга наконец достигла места, где толпа была пореже, и, не теряя ни секунды, устремилась к воротам. И там никто не обратил особого внимания на молодку в сбившемся набок платочке — мало ли во дворе суетилось возбужденных людей.

Лавируя в потоке богомольцев, все еще вбегавших во двор монастыря, Ольга выбралась на улицу и сразу же пустилась во всю мочь. Она вспомнила, что неподалеку от монастыря находится городская больница. Еще из разговоров Корабельникова и Ксении Андреевны, лечившейся в этой больнице, она знала, что там есть телефон.