Дмитрий Ерёмин - Глыбухинский леший

Щенок на ее коленях давно пригрелся и спал. За деревней, не переставая, надрывно выли и взлаивали обреченные Яковом на погибель собаки. Искры летели по ветру через Ком-ю. Пламя гудело сильно и страшно. А за бортом тяжело нагруженных лодок бежала стремительная вода. Она журчала и поплескивала, будто рассказывала о том, из каких дальних мест она вырвалась и куда спешит теперь — к своим заветным местам. А на востоке, левее Глыбухи, заметно светлело небо. Оттуда вот-вот сквозь облака прорежется солнце, и сразу начнется ненужный здесь теперь им, Долбановым, новый осенний день.

Красный, потный и злой, так и не утешивший свое раздражение разгромом Глыбухи, Яков вошел по колено в воду, с трудом сдвинул в струю вначале заднюю грузовую лодку с сидящей в ней на вещах Еленой, потом отпихнул от берега и моторку.

Вода вокруг закипела. Стремительно побежали прочь золоченные осенью берега. Все звуки тайги перекрыл гремучий рокот мотора.

И вот крутой поворот за широким плесом… пенистые бурунчики на шиверах справа, — все знакомое вдруг отошло, пропало за тальником и деревьями.

Так они плыли до самого устья Ком-ю.

Погода со вчерашнего дня круто переменилась. Не дав выглянуть солнцу, холодный порывистый ветер нагнал на небо слоистые, темные облака. Все вокруг стало серым, угрюмым. Но Елену, сидевшую на вещах, прислонившись спиной к бочке с соленой семгой, это не огорчало. Поглядывая на широкую спину мужа, ловко управлявшего послушной моторкой на поворотах извилистой, своенравной Ком-ю, она только радовалась тому, что с каждой минутой Глыбуха все дальше, а город все ближе, что вот, наконец-то никем не отнятые, целехонькие богатства плывут к их главной, желанной цели, где жизнь начнется в довольстве, среди людей, которые не знают и знать никогда не будут об их глыбухинской жизни: лесное дикованье кончилось и никогда не вернется!

В устье Ком-ю они сделали остановку. Перед тем как вывести караван на могучую ширь Печоры, надо было как следует оглядеться, еще раз взвесить все, поесть, отдохнуть, крепче увязать вещи в обеих лодках, хорошо приготовиться к нелегкому переходу: шестьдесят верст против течения, да еще в такую погоду, — дело не шуточное. И пока муж занимался этим, женщина развела костер, сунула в закопченный казан кусок парного коровьего мяса, нарезала хлеб, приготовила все к обеду.

Слава богу, все шло хорошо. Даже то, что Яков, перед тем как выхлебать жирный, наваристый суп, достал бутылку водки и, опрокинув ее, прямо из горлышка выпил добрую половину, не очень насторожило Елену: было до знобкости сыро, с быстро мчавшихся над рекой облаков изредка сыпался мелкий дождик. В такую погоду можно и выпить, хмель не возьмет. Но когда мужик, выловив из казанка жирный кусок коровьего мяса, опять потянулся к бутылке, она прикрикнула:

— Хватит! Видишь, что там, на быри-то, делается?

Сизая, огромная река, казалось, лихо приплясывала под облачным, темным небом. Гонимые северным ветром, на ней суматошно толкались, наскакивая друг на друга, косматые мелкие волны. Но Яков лишь равнодушно окинул их мутным, нетрезвым взглядом:

— Ништо. Такое пока не страшно. Чай, не впервой.

Было видно, что им давно уже овладело знакомое Елене по прежним запоям упрямое раздражение. За этим раздражением всегда начиналось злое пьяное буйство.

Покончив с мясом, он мягче добавил:

— То хорошо, что ветер против реки. К тому берегу выйдем, там затишек. Вдоль него и дойдем. Не боись.

— Дай-ка, лучше я поведу, — предложила Елена, с растущим беспокойством оглядывая Печору. — Как бы ты спьяну…

— Еще чего! — Яков выругался. — С чего взяла, что я пьяный? Ничуть! Справляюсь и без тебя. Вишь, как твоя лодка-то перегружена? До краев. А во мне без малого сто кило. Пересяду в твою — она враз затонет. Так что уж без тебя обойдусь. Подумаешь, страх ее взял, — ворчливо добавил он. — Мокрой воды испугалась.

Лишь вытянув караван из устья Ком-ю на печорскую воду, он понял, какой опасный, тяжелый путь предстоит им с Еленой. Река напирала сверху, как мощный таран. Моторка еле тянула заднюю лодку. Ветер, который, казалось, только что дул навстречу волне, здесь теперь налетал то слева, то справа, то вдруг бросался в лицо, больно охлестывая его пригоршнями стылых брызг. Было похоже, будто река закипала на возникшем где-то внизу под ней невидимом пламени и вот-вот готова затопить в этой бешеной кипени беспомощные, привязанные друг к другу канатом лодки.

Трезвея, Долбанов невольно дрогнул: «Лишь бы не сдал мотор. А так — ништо, доплывем. Бывали и не в таких переделках. Авось ничего. Только надо держаться поближе к этому берегу: до того — не дойти».

Не отрывая взгляда от пляшущих под ветром крупных волн, то и дело вскидывающихся перед моторкой, швыряющих брызги через борт, на мокрую ткань, укрывшую вещи, он упрямо повел караван вдоль ближнего берега. Здесь, в крайнем случае, можно пристать к одному из тех вон песчано-галечных закосков, которые постоянно намывает стремительная река. В такую погоду с ней не шути. Ишь, как мечется по всей своей ширине. Того и гляди, проглотит, как щука малявку. Уже не брызги, а будто из ковшика плещет. Пожалуй, надо бы переждать, пока ветер не стихнет.

Занятый этими мыслями, он на некоторое время забыл о Елене, сидевшей со щенком на коленях в задней лодке. Моторка с трудом тянула ее за собой, до предела натягивая буксирный канат. Натужливый рев мотора перекрывал все звуки. Он, как толстый ком ваты, закладывал уши, и когда в одно из мгновений, после особенно сильного рывка шипящей встречной волны мужик оглянулся, то лишь по широко раскрытому в крике рту, по выражению злости и страха на мокром лице Елены вдруг сообразил, что жена велит ему пристать к берегу, переждать.

Да и верно — пора: и без того до предела нагруженная вещами задняя лодка почти до бортов залита водой. Буксирный канат неудержимо тянет ее на волну, и нос неуклюжей ладьи все время тычется в воду. Волны захлестывают Елену, лодка вот-вот огрузнет, камнем пойдет ко дну.

В груди Долбанова что-то оборвалось: не учел… упустил момент. Надо немедля причаливать, переждать.

На секунду он сбавил газ, чтобы ослабить натяжение каната. Моторку сразу рвануло в сторону и назад. Она тупо ткнулась кормой в грузовую лодку. Еще секунда…

Яков успел дать газ до предела, моторка снова рванулась вперед, к заросшему тальником берегу. Мужику уже показалось, что этот маневр удается: сейчас он вытянет караван к спасительному закоску.

И вдруг моторку рвануло канатом сзади, что-то тяжелое потянуло ее за собой. Мотор, оказавшись в воде, поперхнулся, кашлянул и заглох.

Долбанов успел лишь рывком оттолкнуться от дна моторки ногами, когда внизу, под ним, послышался приглушенный выкрик Елены.