Виктор Попов - Живая защита

— Но ведь работа…

— Вот тебе и работа!

Как смело, как решительно… Ванек воспрянул от оцепенения. Вмиг скрылся за калиткой и через какие-то минуты вылетел к Гришке в полной боевой форме.

До больницы добежать — пара пустяков. Но в больницу войти… Толстая, почти шарообразная санитарка в белом халате неприступной горой встала на пути к лестнице. И голос… На вокзалах отправление поездов объявлять таким голосом, без репродуктора.

— К больным только в халатах, только по воскресеньям! — гремела так, что перила на лестничной шахте дрожали. — Больше ничего не слышу!

Она и в самом деле оглохла. Моргает рыжими ресницами и молчит, словно перед ней никого нет. Моргает и молчит. Гришка и так и сяк, а она никак. Немая!

Безнадежно махнул рукой. Да и неудобно. Уж не такой он пацанчик, как Ванек, ужом-то перед ней извиваться. И мысль серьезная вертится. Ну, выйдет Аленка, а как встретит его в такой ранний час? Что он скажет в свое оправдание? Будет глотать воздух, как рыба.

Ваньку настроение Гришки хорошо понятно. Подскочил к санитарке, доверительно прошептал:

— Мы не к больным. Сеструха моя на третьем этаже, Вендейко, на практике она. Сутки домой не приходила. Ненормальное дело! Беспокоимся! Отцу в поездку надо, а он волнуется, ждет.

— Сутки?! — Только это вывело тетку из состояния неподвижности. — Сейчас.

Повернула на лестницу и пропала.

Гришка отошел от Ванька, потянуло закурить. Но только попробуй, вмиг выкатится белая гора и выгонит из больницы. Нельзя!

Быстрой чечеткой сбежала Елена. И сразу — к Ваньку.

— Дома что-нибудь?

В больших усталых глазах выжидающая тревога. За сутки лицо осунулось, посинело. Досталась, наверно, работенка. Но как хороша она в беленьком халате! Гришка откровенно любовался ею. Куда там принцессам!

— Дома по-старому, — шмыгнул носом Ванек. Он готовился ко всему: сеструха в отца, на многое способна. — Поговорить с тобой желают.

Гришка, мягко раскачиваясь на ослабших ногах, шагнул к сестре с братом. Оторвали человека от важного дела. Больные все-таки… Недаром целые сутки здесь. В таком положении язык не повернется говорить о пустяках. Надо о серьезном, чтобы поверила. Неспроста же люди в такую рань притопали!

— Ванек, в стороночку, — сказал он.

Ваньку не обидно. Они старше его и мало ли о чем хотят поговорить. Отошел к гардеробной, даже повернулся спиной. Пусть не думают, что подслушивает. А вообще-то о чем же все-таки?

— Ты извини, конечно, что мы так рано пришли, — начал Гришка.

— Пожалуйста, короче. Некогда.

— Что ж, если некогда, мы в другой раз…

— Ну, говори!

— Дело самое что ни есть простое… Не путайся с Барумовым, душевно советую.

— Да ты что-о-о!

— Душевно предлагаю: не пропадешь. Пообещай, что за меня выйдешь. Серьезно обдумал.

— Ты очумел!

— Значит, с инженером задумала? Так бы и сказала. Мы не такие уж глупцы, чтобы нас таскать за нос…

— Делать вам нечего.

И опять — шустрая чечеточка. Выше, выше. Белого халатика не видно, а сверху сыпется и сыпется: цок, цок, цок…

Немного отлегло. Значит, не так глубоки дела с инженером. Как у нее просто получилось: «Делать вам нечего». Это кому же? Гришке с Барумовым? Или одному Гришке? Таким ответом не мудрено замаскировать Барумова и оттолкнуться от вопроса.

Нет, не отлегло. Забрался в вязкую трясину; что ни дальше, то сильнее засасывает…

Ваньку́ показываться дома нельзя. Отец спросит: почему не на работе? И Гришке торчать в общежитии тоже рискованно. Вместе с Ваньком они пошли в столовую. К счастью, ночная смена еще не начала передавать свое хозяйство дневной. Эти передачи как начнутся, так почти на полдня. Каждую щепотку соли взвешивают.

Можно было пошуметь, почему подали холодные котлеты? Почему от стакана чая даже пар не идет? Но зачем шуметь? Ждите, скажут, пока дневная смена станет жарить-парить.

Из столовой — к железнодорожному клубу. Целый час ходили по фойе, глазели на каждую пыльную картиночку, вывешенную для таких, как они. На первом сеансе зрителей не густо, одни ребятишки. Ничего, посмотрели. Вышли и удивились: на улице, оказывается, яркий день. И времени в запасе столько, что до обеда не помешает еще разочек позавтракать. Пошли на вокзал. Поезд будет через два часа. Можно ехать, а можно и погодить. Отвечать перед начальством что за полдня, что за весь день.

…Кроме тракториста и прицепщика пришли все. Барумов с беспокойством смотрел в сторону станции. Может быть, ехали в другом вагоне и сейчас задержались?

От деревянного вокзальчика по узким тропинкам струйками текли пассажиры в разные стороны. Из окрестных сел многие работали в Кузнищах, сейчас возвращались после ночной смены. Ни один человек не направился в сторону лесных посадок.

Не случилось ли чего? Эта мысль показалась правдоподобной и страшной. Гришка не ночевал в общежитии. Сначала думалось — пристроился где-нибудь. Но к поезду он должен успеть! Значит, случилось. А Вендейко небось прослышал от сестры (она же в больнице занимается) и подался к своему наставнику — Матузкову…

Самому поехать в Кузнищи или послать кого-нибудь из рабочих? Что рабочие? Там, возможно, помощь потребуется, он, как начальник участка, организует, провернет…

— Я утром шла к поезду, их видела, — пропищала девчушка, словно удивляясь такому редкому случаю — видеть Гришку с Ваньком. — Бежали с Сигнальной. Даже меня не заметили.

— Нужна ты им, замечать-то. Им надо… — Грубоватая мужикообразная женщина потрясла разведенными руками, показывая неохватное.

Бабы засмеялись. Девчушка покраснела и отвернулась.

Ничего не случилось… Это хорошо. Но Барумова словно обманули. И обидно, и тревожно. Тревога разрасталась, беспокойные мысли теснились в голове. День пропал. Намечал посадку полос закончить. Все расписал, как по нотам. На других перегонах мастера хлопочут, а здешний мастер ушел на пенсию. Другого пока нет. Приходится самому и за начальника участка и за мастера. А теперь — и за тракториста с прицепщиком…

Над землей, разбитые резким ветром, клочковато ползли темно-серые облака. Вот-вот начнет сеять мелкий дождь, и на черноземе много не поработаешь. Выглянуло бы солнце! Тогда на денек-другой продлился бы посадочный сезон. Но продлится ли, когда небо очистится от облаков? По безоблачной погоде жди мороза. Скует землю, ни плугом, ни сошником лесопосадочной машины не возьмешь. Вот тогда уж ничего не сделаешь. Так что неизвестно, какая погода лучше. Надо сейчас дорожить каждой минутой.

Откуда взялось беспокойство? Дело с железнодорожными полосами для Павла новое, коллектив дистанции незнакомый. Никто не подгоняет, и стыдиться некого. Больше того, совсем недавно ему не очень-то хотелось работать на железной дороге. А вот начал сажать полосы, и кажется — важнее дела нет.