Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1. Честь

Миронову показалось, что поверхность земли перевернулась в воздухе и падает на него тяжелой глыбой. Он зажмурил глаза, цепко сжал губы, чтобы не закричать: ведь где-то рядом была Наташа, она не должна слышать его испуганного крика.

Но вот наступила тишина. Слева кто-то тяжело дышал и отплевывался.

Миронов медленно открыл один глаз. Земля и песок сыпались откуда-то сверху, мешали смотреть, глаза резало. Он встряхнул головой, достал пилотку из кармана и вытер ею лицо. Потом медленно ощупал себя. «Вроде как цел, и только в левом боку саднит боль у поясницы. Ударился при падении», — подумал он.

Миронов осмотрелся. Неподалеку сидела Наташа. Она пыталась заколоть английской булавкой разорванную у рукава гимнастерку.

Он глядел на нее, как на какое-то чудо.

Наташа, спохватившись, зарделась.

— Ну, чего загляделся? Отвернись же…

Миронов растерянно улыбнулся, отворачиваясь, а Наташа вскочила, перекинула через плечо санитарную сумку и побежала к лесу, где находились раненые.

В течение ночи два танковых полка, в голове которых шла боевая машина Мильдера, медленно ползли на самых малых скоростях, не включая света, делая короткие остановки. Они шли крадучись, как идут в засаду тигры. Скрытый маневр и внезапный удар — это две трети успеха в бою. Поэтому генерал отдал приказ: за малейшие нарушения дисциплины марша — расстрел.

С красными от бессонницы глазами сам Мильдер выводил перед рассветом танки по одному в лощину, поросшую мелколесьем. Отсюда по его сигналу они стальной неудержимой лавиной ринутся на русские позиции.

Предутренние сумерки были густые и плотные — в пяти шагах ничего не видно. Башни танков замаскированы кустарником и молодыми деревцами. И когда засерел рассвет, танки совсем слились с лесом, даже в нескольких шагах их трудно было обнаружить.

Мильдер, довольный удачным маршем, бодрствовал, расхаживая по окопу, наскоро оборудованному под командный пункт. Он поеживался от прохладной утренней зорьки, просматривая впереди лежащую местность в бинокль. На горизонте таинственно молчаливой стеной темнел лес, за ним начиналась оборонительная позиция русачевской дивизии. Мильдер думал: «Добрая половина личного состава этой дивизии, наверное, отдыхает, а внимание другой надежно приковано неумолчным грохотом артиллерии пехотной дивизии, которая сковывает и отвлекает противника. Интересно, где находится теперь русский комдив? Хорошо, если бы и он не знал ничего до того момента, когда я начну танковую атаку».

Как только наступил дымчатый, робкий рассвет, Мильдер вызвал к себе полковых командиров, уточнил направление атаки полков и еще раз напомнил, чтобы, уничтожая русские войска и штабы, они старались захватывать их знамена. Каждое захваченное знамя — залог того, что этот полк или дивизия навсегда прекратят свое существование. Мильдер приказал командирам сверить часы и пожелал удачи в бою. И вот он опять один. Нестерпимо медленно тянется время. Теперь оно работает на противника, так как у него с каждой минутой возрастает возможность обнаружить его танки. У генерала появилось желание начать атаку немедленно. Но обращаться к командующему он не решался. «Терпение, терпение и еще раз терпение, — говорит он себе. — Надо подождать до тех пор, пока бомбардировщики не нанесут первого удара по противнику».

Чтобы скоротать время, Мильдер решил еще раз обойти экипажи своих боевых машин. Молча любуется он стальными чудовищами, чем-то схожими с ископаемыми животными, грозными в бою, а сейчас такими смирными и безобидными. Коричнево-змеиная кожа их покрылась обильным потом утренней росы. Лица танкистов тревожно-ожидающие. По их глазам видно, что они довольны появлением генерала в эту минуту перед атакой.

А вот стоит возле танка, на котором нарисована голова льва, экипаж братьев Кассэль, тех самых героев, что спасли его и командующего от верной гибели. Он приветствует братьев сдержанной улыбкой.

Обход окончен. Мильдер чувствует, как его сапоги промокли от росы и неприятная сырость холодит ноги, но он, удовлетворенный, возвращается на свой командный пункт.

Воздух наполняется приближающимся урчанием бомбардировщиков. Стараясь сдержать волнение, Мильдер смотрит на часы и радостно отмечает, что самолеты появились над целью в точно предусмотренный срок. Проходит еще несколько минут — и вот уже вверху слышен грозный рев пикирующих бомбардировщиков. Воздух раздирают резкие посвисты падающих бомб. И на темно-зеленом фоне леса вместе с оранжевыми хризантемами вспышек распускается черными кустами земля, взброшенная кверху взрывами.

Бомбардировщики делают несколько заходов. «Что это они действуют так медленно?» — досадует Мильдер, все чаще и чаще поглядывая на часы. Но вот бомбардировщики делают, наконец, последний заход — и Мильдер дает сигнал к атаке. Сам он пойдет за второй волной атакующих. Так он будет видеть первый эшелон и сможет управлять боем всей дивизии.

Мильдер чувствует, как приятно-остро бьет в нос запах бензина и подогретого горьковатого масла. Он садится в люк, закрывает крышку и командует: «Вперед!» Танк, задрожав, как застоявшийся верховой конь, вдруг рванулся с сухим треском, подминая на своем пути кустарник и молодые деревца. И когда развернулась первая цепь танков с маскировкой из молодых елей и сосен, можно было подумать, что в атаку перешел редкий молодой лес.

На ухабах танки бросало, как лодки в шторм. Мильдер сколько раз больно ударялся головой. Но сейчас он и не заметил этого, все его мысли прикованы к атаке. Башенный стрелок, поторапливаемый Мнльдером, быстро наводит орудие и ведет огонь. Танк наполняется дымом, во рту становится сухо и вязко. Генерал глядит вправо, влево, прямо. Перед ним идут на предельной боевой скорости танки его дивизии, изредка делая короткие остановки и с ходу ведя огонь из орудий. Вот они уже совсем близко от темной стены леса. Там правый фланг и тыл русачевской дивизии.

«Но почему они молчат? — недоумевал Мильдер. — Я не вижу ни одного неприятельского бойца. Или их пехота в панике разбежалась по лесу? Так почему же молчит артиллерия? Должно быть, часть ее уничтожена нашей авиацией, а другая часть сейчас выкатит на опушку орудия и ударит прямой наводкой».

Он всматривается. Да, впереди стоят вражеские орудия. «На всякий случай надо дать несколько выстрелов». Танк дает по этой подозрительной, по его мнению, батарее одним, вторым, третьим снарядом. Он видит, как в воздух взлетают земля и щепки. Нет, это не орудия, а деревянные макеты.

С каждой секундой напряжение усиливается. Вот-вот ударит русская артиллерия… Но она упорно безмолвствует. Пятьсот, четыреста, триста метров… «Огонь! Шквальный огонь!» — командует Мильдер по рации, давая понять командирам танковых полков, что не надо жалеть снарядов, ибо их танки подстерегает на каждом шагу опасность. Наконец первый эшелон танков врывается на опушку. Как много здесь этих деревянных макетов орудий! Мильдер стремительно углубляется в лес и по дороге на предельной скорости выскакивает на противоположную опушку. Снова эти орудия из дерева и на них увядшая маскировка. Нигде ни единого настоящего орудия, ни одного выстрела, ни одного вражеского солдата. Что это — ловушка?