Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

Шагая по полям, темноцветным у низин или желто сереющим ближе к вершине взлобков, Савин всем сердцем своим понимал, какие они, почему такие и что ему надо сделать, чтобы земля эта не хирела, а постоянно улучшалась, чтобы тучнели нивы. Крестьянским умом, всеми знаниями и опытом жизни он связывал жизнь людей и жизнь земли. Пашня, луг были и оставались отражением человеческой деятельности, материальным носителем счастья или несчастья, от земли зависело, быть или не быть самим Лужкам, кончится их родовая история или возродится вместе с возрождением земли, с родниками, которые дают жизнь полноводным рекам.

Земля и Лужки требовали труда и осмотрительности. Одна ошибка, неудача — и кто знает, не заговорят ли вновь о неперспективности деревни, не повлечет ли за собой даже один неурожай самых пренеприятных последствий.

Лечение земли, как он понимал, начиналось не с агрономии, оно зависело от многих причин и многих людей.

В начале июня Дьяконов привез в Лужки гостя, довольно толстенького краснощекого дядьку со слегка вислыми усами и хитрющим взглядом маленьких, глубоко сидящих и умных глаз. Угостил его у Савиных обедом, не без гордости показал зеленую улицу деревни, по которой давно запретили ходить тракторам и машинам. Потом еще постояли и погуляли над Глазомойкой, отдыхая. И в самом отличном настроении поехали назад в Кудрино. И вот здесь — надо же случиться! — дрожки ихние непростительно застряли чуть не посередине болотца, отрезавшего Лужки от всего мира.

Пришлось им обоим разуваться, скидывать брюки и сползать с дрожек в чавкающую трясину, подваживать под ось толстый дрын и даже подталкивать, поскольку конь, сам увязший едва ли не по брюхо, никак не мог осилить колдобину.

Выбравшись из грязевой ловушки, хозяин и гость, не одеваясь, свернули на берег Глазомойки, помылись-почистились, а поскольку дело было к вечеру и солнце не скоро сушило их одежду, развели небольшой костер. Дьяконов обнаружил под сиденьем что-то подходящее в их теперешнем положении. Погрелись. И толстенький мужичок обрел доброе расположение духа.

— Не завидую я твоей деревеньке, — сказал он. — На отшибе она. Потому и неперспективна.

Председатель согласился. Так! И тотчас подхватил эту тему:

— Понимаешь, и весной, и летом, и осенью беда с нашим болотом! Сколько лет мучаемся. Деревня — что? Сегодня она стоит, завтра ее нет. А земля, земля-то? Больше чем полтораста гектаров, да в перспективе полсотни залежи. И луг еще, ты сам видел. Так-то вот, дорогой Степан Петрович. Как начнется уборка, повезем сюда комбайны, пойдут твои машины картошку возить через брод, представляешь, что начнется? Шум, крик, поломки! Мне — по шее, тебе — указание. А потом нас же обвинят, куда раньше смотрели…

— Дак можно помочь беде. — И гость хитро прищурился.

— Даже просить не решаюсь. — Дьяконов вздохнул и опустил покаянную голову. — Дорожники планируют сделать проезд года через два.

— «Дорожники»! — Степан Петрович Сделал презрительную мину. — Что они могут? Вот возьмем и проявим вместях с тобой мужицкую сноровку. Пиши заявку. Тут насыпь надо, машин двести гравия. Ну и мост, загораживать болото наглухо нельзя. План перевозок у меня большой. Правда, по навозу. Ну, мне все одно, что гравий, что назём. Лишь бы тонны. В общем, так. Беру на себя погрузку и полную перевозку гравия. А ты с агрономом оформляешь документы как на вывозку органики, тонна за тонну. Тогда — ажур: у меня план подтянется по навозу. У вас дорога будет. Нет возражений? Принято единогласно! Значит, на этой неделе и начнем. Или повременить хочешь?

— Потолкую с мелиораторами, — уклончиво ответил Дьяконов, едва скрывая душевное ликование. Такой поворот! Между прочим, с мелиораторами разговор уже был, трубы у него, так сказать, в кармане. Правда, бракованные, но для дороги местного значения и такие сгодятся.

На том и расстались, когда прибыли в Кудрино.

Встретив Савина в правлении, председатель тихонько сказал:

— Вроде вышло…

— Поллитрой обошлось?

— Двух едва хватило. Для убедительности я его в болоте топил. А после того грелись на берегу. Там и договорились.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Сергей Иванович хохотал громко и с чувством. Савин неловко и стеснительно. Сделка-то не сказать чтобы честная…

Двух суток не прошло, как семь самосвалов районной сельхозтехники, которой командовал Степан Петрович, стали возить гравий на лужковскую прорву, благо карьер был всего в четырех километрах от Кудрина. Насыпь перекрыла болото. В середине плотины оставили проран и подвезли трубы. Вскорости прибыл кран. С его помощью четыре бетонные трубы опустили на гравийную подушку, а поверх них насыпали дорогу.

Разохотившись, Дьяконов еще с неделю не отпускал самосвалы — ремонтировал весь путь до села и, в обход Лужков, до скотного двора и навесов, где находилось хозяйство Мити, заправка и где намечалась еще одна постройка. Когда грейдер разровнял густо положенные кучи, Кудрино и Лужки оказались связанными приличной дорогой. Тем самым исполнился дальний замысел Савина: деревенские поля и луга приблизились к навозу, громоздившемуся возле нового Кудринского комплекса. Вози навоз и все другое, что потребуется. С поля и на поле.

Райсельхозтехника с малыми затратами выполнила план перевозки «органики». Положение Лужков укрепилось. Они приблизились к центру колхоза.

По новой дороге, уже машинами и тракторами колхоза, до сенокоса удалось вывезти на лужковские бугры и уложить в штабеля почти восемьсот тонн навоза с торфом. Да от своих бычков насобирали почти двести тонн. Это уже кое-что значит для будущего! Никогда такого навоза не получала деревенская земля.

Михаил Иларионович ходил и посвистывал, очень довольный. Теперь он часто названивал из Кудрина в Чуровское сельхозуправление, просил суперфосфата и нитрофоски, чтобы заправить почву под осеннюю пахоту. На навозном фоне получится отлично! Ему обещали дать. Сказали, что удобрения на подходе.

Время хорошего настроения…

Как-то вечером Катерина Григорьевна молча передала мужу распечатанное письмо от Зины и уселась против Савина. Он сразу стал читать. После перечисления разных житейских новостей, среди которых дети занимали, как всегда, главное место, дочь спрашивала, может ли она приехать на летние месяцы в Лужки, чтобы детишки отдохнули от шума-гама, от горячего асфальта и чтобы сама Зина могла помочь матери по огороду и на поле.

— О чем спрашивает? — удивился Михаил Иларионович. — Пусть приезжает. Нам самим нужно было пригласить их. Жилья много, хотят — здесь, хотят — в Лужках. Я иной раз физически ощущаю, как остывает родительский дом от человеческого тепла…