Владимир Степаненко - Майские ласточки

В кабинет вошли Ачкасов и Нецветаев. Впервые Васильев обратил внимание на то, что они одного роста. Но Ачкасов коренастее, с широкими плечами гимнаста.

Васильеву показалось, что Ачкасов осунулся, на лице тревога.

Глаза Нецветаева закрывали темные очки.

— Вы слышали об аварии? Белов разбил вертолет.

— Известно, — глухо ответил Ачкасов.

— Белов выпивал? — Васильев внимательно посмотрел на командира эскадрильи.

— Не надо искать причину аварии в водке, — с южным темпераментом сказал Ачкасов, размахивая руками. — Это исключено. Белов не пьет. Горохов пивом иногда баловался. А за Березкина я ручаюсь. Вась-Вася знаю пять лет. Вместе летали. Отдал для укрепления экипажа. Снежный заряд мог их прихватить, но Белов должен был справиться.

— Должен был, — откликнулся Васильев, чувствуя снова сильную головную боль. Начал растирать виски. «Не хватало еще, чтобы я свалился. На почте мне в лицо чихнул старик с сизым носом. Зарядил в ноздрю, как в самопал, изрядную порцию нюхательного табака». — А не поторопились ли мы, отцы-командиры, посылать Белова на ответственное задание?

— Нет, — убежденно сказал Нецветаев. — Командир, не забывайте, моим товарищам и мне было по двадцать лет, когда мы начали воевать на фронте. Почему мы сейчас боимся поручать ответственные задания молодым? Я свое долетываю. Кому прикажете передавать мою полетную карту Ямала? Ачкасову? Но он тоже «ветеран» Севера, скоро ему исполнится сорок лет!

— В войну все быстро мужали, — заметил задумчиво Васильев. — К сожалению, мне не пришлось воевать. Годами не вышел.

— Я в Белова верю, — убежденно произнес Нецветаев. — На ответственном задании летчик растет, мужает. Верю, что он не виноват в аварии.

— Я его выпускал. — Ачкасов поднялся и подошел к столу командира. — С меня в первую очередь должен быть спрос. Не могу поверить, что Белов виноват в аварии.

— Ачкасов, вам надо лететь на Харасавэй.

— Командир, я хотел об этом просить, — сказал Ачкасов. — Летчик моей эскадрильи. Комиссия есть комиссия, а я должен сам во всем разобраться. Если Белов виноват, он не скроет, не будет увертываться. Открыт, бесхитростен.

— Командир, я тоже хочу принять участие в разборе аварии. — Нецветаев снял темные очки и старательно протирал их носовым платком.

— Ачкасов справится один. На Харасавэй полетят инженер эскадрильи и механик.

Раздался телефонный звонок, резкий, пронзительный. Васильев недоуменно посмотрел на стоящие разноцветные аппараты. Поймал оборванную мысль. Должен быть звонок из Тюмени.

— Васильев слушает.

— Товарищ Васильев, напоминаю, сегодня бюро горкома. Вы не забыли? Ваша явка обязательна.

Говорившую женщину перебил звонкий голос:

— Салехард, я разъединяю, междугородная.

— Васильев, почему вы молчите до сих пор? — раздался глуховатый голос Очередько. — Вы слышите меня, Васильев?

Васильев плотнее прижал трубку к уху, как будто припечатал. Вскидывая глаза, посмотрел на дверь, с нетерпением ожидая появления диспетчера. Прикрыл микрофон рукой и обращаясь к Ачкасову тихо сказал:

— Диспетчеру приказал связаться с Харасавэем, — освободив микрофон, ответил спокойно: — Васильев слушает.

— Васильев, почему не доложили об аварии Ми-8?

И вдруг за голосом Очередько прокатился нарастающий треск, словно пробегающий мальчишка стучал палкой по штакетнику забора. Повернул голову к окну. Темные тучи провисли над землей, дождя еще не было, но ветер гнал вдоль дороги пыль, продувал песок. К городу шла гроза, и ее грозные раскаты доносил телефон.

— Васильев, почему вы мне не доложили?

— Радист экспедиции передал об аварии, — сказал он спокойно. — Но я ничего не знаю о судьбе экипажа.

— Назовите мне фамилии летчиков. Я должен знать. — Голос Очередько пропал, и слова нельзя было разобрать.

— Командир вертолета Белов, второй пилот Горохов и бортмеханик Березкин! — напрягая голос, прокричал Васильев. Прижатая телефонная трубка облегчала головную боль, и он с большей силой давил ею на висок.

На конце провода молчал начальник управления. Васильев обрадовался наступившему перерыву, напряженно поджидал Ачкасова. Расторопности командиру эскадрильи не занимать, и он любой ценой добьется ответа.

Минуту, а может быть, и больше длилось долгое молчание. Раскаты грома подошли к городу, его тяжелые взрывы гремели совсем рядом с аэродромом.

— Повторите фамилию командира вертолета? — раздался настойчивый вопрос Очередько. Дрожащий голос выдавал его волнение.

Васильев готов был поверить, что Очередько больше его знал о судьбе экипажа, но хочет оттянуть горькую минуту и на что-то еще надеяться.

— Командир вертолета Белов, второй пилот Горохов и бортмеханик Березкин.

Телефон снова замолк.

Неожиданно широко распахнулась дверь, и в кабинет ворвался радостный Ачкасов, лицо его сияло. За комэском стоял диспетчер, крепко прижимая коричневую папку к подмышке.

— Порядок! — выкрикнул Ачкасов. — Ребята живы. Ни одной царапины.

— Девушка, соедините меня с Тюменью. Срочно. — Васильев почувствовал, головная боль прошла и задышалось удивительно легко. — Вызывайте кабинет Очередько!

— Говорите, — быстро сказала телефонистка звонким голосом. — Тюмень на проводе.

— Товарищ Очередько! Докладывает Васильев. Сейчас получил телеграмму из экспедиции. Экипаж жив и здоров. Экипаж жив и здоров, — он прикрыл рукой микрофон. — Ачкасов, кто подписал телеграмму?

— Эдигорьян, начальник экспедиции, — поспешно вставил диспетчер, распахивая папку на две стороны, и, как с подносом, направился к Васильеву.

— Телеграмму подписал начальник экспедиции. Высылают вертолет для расследования аварии. Летит Ачкасов и спасательная группа.

— Васильев, разберитесь в причине аварии, немедленно доложите мне. Пожалуй, я и сам прилечу к вам. Так будет лучше!

Каждый из членов экипажа Ми-8, потерпевшего аварию, написал отдельно в балке объяснение начальнику летно-штурманской службы Круглову. Опытный летчик сразу догадался о допущенной летчиком ошибке.

Олега Белова злило придирчивое разбирательство и недоверие, с каким его расспрашивали, когда и так все абсолютно ясно. Свою вину он понимал, в чем чистосердечно признался Круглову и командиру эскадрильи Ачкасову. Проглядел перекос шарика, завалил машину на хвост. Он считал, что обязан был спасти парня, хотя и нарушил инструкцию по производству полетами и сел без разрешения.

Но главный инженер Кочин и начальник экспедиции Эдигорьян не могли предугадать, что Валерка Озимок схватит чужой вещевой мешок с деньгами, а потом решит вернуться на буровую и заблудится в тундре. Его поступок никто не мог предусмотреть и заранее спланировать. Парня они спасли от верной смерти. Пролежи он еще день в болоте, росомахам и песцам достался бы уже мертвым.