Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Девчонки, давайте сходим к Корольковой, — сказала, оживляясь, Оля Веткина. — Маша здорово умеет придумывать прически к лицу.

— Правда, почему мы забыли о Маше? — поддержала Олю Элла Эдигорян.

— Девчонки, Маша больна, — тихо сказала я.

— Что с Корольковой, Фисана, ты знаешь?

— Заразная болезнь. Кажется, скарлатина, — врала я бессовестно, запугивая девчонок. — К ней никого не пускают.

— Я болела скарлатиной, — решительно сказала Оля Веткина, оглядывая девчонок, словно доверяла им большую тайну. — В больнице целый месяц провалялась. А потом началось осложнение на уши.

Я случайно оглянулась назад, уловила настороженные взгляды Алика Воронцова. Он явно нервничал. Незаметно кивнул головой, чтобы я вышла в коридор.

Я еще немного поболтала с девчонками. Назвала несколько фасонов причесок и улизнула из класса. Поднялась по лестнице на третий этаж. Алик ждал меня на площадке.

— Где ты была вчера? Я тебе сто раз звонил.

— Ездила к знакомому Чингисхана, — пошутила я.

— К кому? — удивился он.

— Сказала: ездила к знакомому Чингисхана.

— Ну, ври дальше… я послушаю… Фисана, не обижайся… Соскучился я… Вчера тебя не видел…

— Ты все билеты перепечатал?

— Немного осталось… Слушай… У тебя есть деньги?

Я достала из кармана фартука свой маленький кошелек, сшитый наподобие женской туфельки. Даже каблучок не забыли прибить кругленький. На ладони раскатились медяки.

Алик Воронцов криво усмехнулся.

— Аникушкина! Мне нужно двадцать пять рублей… Через два дня отдам… Ты можешь достать? — Он посмотрел на меня нетерпеливо, чуть прищурив глаза. — Постричься сегодня надо, совсем зарос.

Меня всегда выводил из себя его иронический взгляд. А сейчас разозлилась еще больше. Требует деньги как будто я ему должна.

— Где я возьму тебе?

— У тебя есть рубль, — обрадовался Воронцов и выхватил кошелек. — А ты молчишь, Фисанка. Нехорошо, нехорошо!

— Зачем тебе деньги?

— Надо отдать… я проиграл.

— Ты проиграл?.. Ты?.. Ты шутишь! — голос мой испуганно задрожал.

— Ну, пошутил… А ты сразу поверила? Ты, Аникушкина, простых шуток не понимаешь… Хотел тебя разыграть… Проверить. А ты сразу в панику. Я никому не проигрывал… Все наврал. Но мне позарез нужны деньги. Двадцать пять рублей. Знакомый парень приемник продает… Классный приемник… По дешевке уступает… Любую станцию можно слушать… С шестнадцати метров берет. Хочешь, Лиссабон слушай или Париж. Фисана, займи денег у матери. Я отдам. Мой предок не в духе, не могу просить.

Раздался звонок на урок. Первоклассники, как раскатившиеся горошины, запрыгали по ступенькам лестницы. Топоча и галдя, неслись в свои классы, громко взвизгивая.

— Я позвоню тебе. Достань денег, прошу.

Перед классом мы столкнулись с Петрушей. Учительница строго посмотрела на Алика, потом на меня, прищурив близорукие глаза.

— Анфиса, я перестала узнавать тебя, — сказала она, когда Алик исчез за дверью. — Почему ты вчера прогуляла уроки?

Я промолчала, опустила глаза.

— Думаешь, я не догадываюсь. Воронцов сбивает тебя. Где вчера вы пропадали с ним? Ты должна мне сказать. Не нравится мне твоя дружба с Воронцовым. Вы с ним совершенно разные. Придется вызывать твою маму. Надо готовиться к экзаменам, а ты прогуливаешь! Пойми, ты уже не маленькая. И сама должна отвечать за свои поступки!

Сев за парту, я задумалась над словами Марии Петровны. Почему мы разные с Аликом Воронцовым? Что хотела сказать учительница? Она что-то недоговаривала, утаивала от меня. Я лучше ее знаю Алика. Знаю, знаю. Он хороший, хороший! Решение созрело мгновенно. Мне все равно, на что ему надо деньги, но он просил меня о помощи. Он мой товарищ. Я помогу ему. Расшибусь в лепешку, а достану деньги. Могла бы попросить у мамы, но у нее нет никогда лишних денег. На комоде — пузатый бочонок — копилка. Я в него опускала монеты. Но это было давно-давно, еще при папе.

Вспомнила о папе, и мне стало грустно-грустно. Только теперь, после его смерти, поняла, что как следует не знала его. Мне неизвестно, как он воевал, за что был награжден орденами. Папа хотел, чтобы я закончила десятилетку… Помню, мы лежали с ним на диване. Читали «Крокодил» и смеялись… Рано умер папа. Война выдала ему слишком много «гостинцев». Жалко мне его.

С беспокойством я подумала о Маше Корольковой и Викторе Горегляде. Почему я стала хранительницей их тайны? Что с летчиком?..

Громкий голос Петруши прервал мои мысли.

— Сегодня я не буду говорить о ваших прогулах, — сказала учительница и вздохнула. — Не хочу я распекать вас за двойки. Прочитаю стихотворение в прозе Ивана Сергеевича Тургенева «Порог».

Узнаю Петрушу. Вот тебе и скучный физик, донимающий нас законами Ома, Ньютона. Она будет читать стихотворение. Здесь явно какая-то хитрость! Каждый раз она удивляет меня и открывается по-новому.

Я огляделась. Алик Воронцов улыбался, посматривая на учительницу. Мне не понравились его снисходительная улыбка и ироничный прищур глаз. Раньше он себя так не вел или я не обращала внимания на его поведение.

— «Я вижу громадное здание. — Читала Петруша. — В передней стене узкая дверь, раскрыта настежь; за дверью — угрюмая мгла. Перед высоким порогом стоит девушка… Русская девушка».

У Марии Петровны низкий, грудной голос. Кажется, что ее слова приходят откуда-то издалека.

Алик перестал улыбаться, сосредоточился. Задумчиво обхватил голову руками. Но он, скорее всего, не слушал, как читала Петруша стихотворение Тургенева. Наверное перед его глазами — приемник с короткими волнами, а в ушах звучат передачи из Лиссабона или Парижа.

Мне это знакомо. Стоит что-нибудь захотеть, и больше ничего в голову не лезет. Так было у меня, когда я мечтала о велосипеде. Думала только о нем. Даже ночью он мне снился. На улице с завистью смотрела на каждого велосипедиста. Представляла, как сама буду сидеть за рулем и крутить педали.

И вот мое желание исполнилось. Папа купил велосипед. Сначала каталась каждый день, а потом остыла. Прошла еще неделя, и я перестала думать о велосипеде. Появились другие желания. Пришло новое увлечение. Начала собирать граммофонные пластинки.

— «О ты, что желаешь переступить этот порог, знаешь ли ты, что тебя ожидает?

— Знаю, — отвечает девушка.

— Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и сама смерть?

— Знаю…». Читает Петруша негромко. Она переживала за девушку, в уголках глаз учительницы дрожат слезинки.

Перед моими глазами стояла растрепанная Маша Королькова. Я представила ее на месте девушки. Маше тоже придется выдержать много испытаний, повоевать с мамой. Шутка ли сказать: собирается замуж. Я не смогла бы. Я трусиха. А может быть, Петруша знает? Знает, почему Маша Королькова прогуливает уроки? Специально стала читать стихотворение Тургенева.