Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Фисана, — сказала она. — Так нельзя делать. Ты оставила адрес незнакомому мужчине, — пенсионерка округлила глаза от страха.

— Летчику дала адрес. Ну что из этого?

— Еще хуже. Тебя спросил военный, а я ни с места. Хорошо, что твоя мама оказалась дома. Цепочку на дверь надо купить. Сколько раз я говорила, что нас когда-нибудь обворуют.

— У вас все люди жулики и воры, — вспылила я, с трудом проглатывая большой кусок хлеба. — Хороших людей нет на свете! Разве они перевелись за последнее время? Цепочку на дверь покупать не стоит, мы все равно уезжаем.

— Знаю, что разъедемся. Я наконец-то отдохну от тебя. В твои годы я не знакомилась бы с военными.

— Знаю. Вот и остались старой девой. Благодарю за совет.

Серафима Ивановна схватилась рукой за сердце и убежала в свою комнату.

Телефонный звонок выручил меня. Он раздался весьма кстати.

— Анфиса, это ты? Кто говорит? Сейчас узнаешь, передаю трубку твоему знакомому. Все поймешь.

Раздался хрипловатый голое Алика Воронцова. Я не могла понять, почему он оказался в телефонной будке с каким-то незнакомым парнем.

— Где ты пропадаешь, Анфиска? Целый вечер тебе звоню. Ждал у классика, ты не пришла. Ты достала деньги? А?

— Зина, у тебя есть деньги? — Я зажала ладошкой микрофон. — Одолжи на несколько дней. Ребята решили справлять день рождения.

— Сейчас посмотрю. Сколько тебе надо?

— Двадцать пять рублей.

— Ты что, с ума сошла? Откуда у меня такие деньги? — Зина сходила в свою комнату и протянула мне пятирублевую бумажку. — Больше нет.

— Пятерку достала! — закричала я, обрадовавшись, крепко прижимая трубку к уху.

— Умница! Выходи к воротам через двадцать минут. Я приеду.

На улице подморозило. Тонкий ледок схватил лужи и похрустывал под ногами. В перчатке я зажала пять рублей. В освещенный круг вышел Алик. За ним тенью двигался высокий парень в спортивной куртке. На голове прилепилась кепка, как широкий раскатанный блин.

Я торопливо шагнула к Алику. Нашла в кармане пальто его теплую руку. Крепко пожала. Пальцы наши переплелись. Не знаю, что произошло со мной. Я быстро поднялась на носках и чмокнула его в щеку.

Высокий парень наглыми глазами рассматривал меня в упор.

— Проиграл твой Алик, — хихикнул он громко, показывая выбитые зубы. — Мне скажи спасибо, выручил его.

— Пока, Фисана! — Алик помахал мне рукой. Но в последний момент, поймав мой взгляд, Алик остановился. Видно, в нем заговорила совесть, и он подошел ко мне. — Ты не обижайся. Мы идем деньги добывать. Ты можешь меня спасти. Занимай деньги, проси. Надо двадцать рублей еще. — И они ушли.

Вспомнились слова Петруши: «Не нравится мне твоя дружба с Воронцовым. Вы с ним совершенно разные!». Почему мы разные? Ему трудно без меня. Он хороший. Петруша не разобралась и не поняла. Она, наверное, никогда не любила. А я люблю Алика! Люблю! У нас с ним одна дорога.

Прошла неделя. Семь дней. Семь оторванных листочков в календаре. Но какими трудными они выдались для меня!

Пришлось убедиться, что в жизни не бывает двух одинаковых дней, двух похожих восходов солнца и двух чудесных свиданий. Это горькое открытие пришло ко мне случайно.

Постоянно думала об Алике Воронцове. Он как-то изменился. Самое обидное, что я не заметила, когда это случилось. Вот уже три дня, как он не появлялся в школе, словно забыл к ней дорогу. Не начал заниматься со мной, как хотел, по математике и физике. Мне неприятно смотреть на его пустующую парту. Кажется, я в самом деле ничего не знаю о нем. Он живет какой-то второй своей жизнью. Может, Петруша в чем-то права? Если Алик не позвонит мне до выходного, я сама отправлюсь к нему домой. Наберусь храбрости. Пускай знакомит со своими предками. Посмотрю, какие они у него.

В классе — повторение. Наши учителя словно сговорились между собой и не дают ни одной минуты отдыха. Только и слышишь: «Повторение — мать учения». Учителя подтягивают самых трудных, тупых учеников и натаскивают отличников на золотые и серебряные медали.

Мы спешим за оставшееся время пробежать весь материал программы.

Мария Петровна устала говорить, чтобы мы были серьезными. Мы взрослые, а ведем себя хуже маленьких детей. Но что делать, если эта серьезность не приходит? А Петруша до сих пор не понимает. Мне кажется, что мы все боимся расстаться со школой и своим ребячеством, нелепыми выходками и поступками прикрываем собственный страх. Мы боимся, боимся! Сдадим экзамены, и прощай школа! Перешагнем порог! Как нас встретит жизнь? Порог. Хочется громко крикнуть, чтобы все услышали: «Прощай, школа!». Но страшно. Нет, Петруша все понимает. Она читала тургеневское стихотворение в прозе неспроста.

Тогда я думала, что его содержание подходит больше Маше Корольковой. А что Маше? Маше теперь особенно страшиться нечего: летчик Виктор Горегляд объявился. Жив, здоров. Скоро Маша выйдет замуж. Я в то же время никак не могу представить: моя подруга Маша — жена.

Стихотворение больше подходит мне. Мне, действительно, страшно: что будет с нашей дружбой, с Аликом после окончания школы. Уже сейчас как-то странно ведет себя. На завод не собирается вместе со мной поступать.

И сдержу ли я слово — сагитировать десять человек? Десяти еще нет. Остальные ребята и девчонки из нашего класса не изъявляют особого желания. Молчат. Может, еще не решили, что будут делать после школы. Или хитрят, не хотят мне говорить, в какие институты решили подавать заявления. Не подведут ли они меня?

А как у меня пойдут дела на заводе? Чем больше дней проходило после экскурсии, тем больше этот вопрос волновал меня. Тогда я решила в порыве чувств. Попробуй догадайся, какую лучше выбрать специальность, чтобы потом не раскаиваться всю жизнь. Теперь я стала присматриваться к работающим: в магазине — к продавцам, в троллейбусах — к водителям, в парикмахерской — к мастерам. В канцелярии школы долго смотрела на работу машинистки.

Решила сходить к маме на «Прядилку». Институты устраивают часто день открытых дверей для десятиклассников. На фабриках и заводах такого дня нет. А зря. Волновал меня и переезд. На уроке я чертила на листочках квадрат за квадратом: кухня и комната. Я занята расстановкой мебели в нашей новой квартире. Перепробовала разные варианты, но в моем распоряжении все тот же стол, кровать, буфет, кухонный столик, диван и полка для книг. Чуть не забыла — круглый блин черного репродуктора. Часто вздыхаю. Неужели мама повезет все наше старье в новую квартиру?

…Я все время готовила себя к мысли, что мы покинем старую квартиру самыми первыми. Но вышло иначе.

— Сегодня Абажуркина выезжает! — выпалила мне новость Зина и всплеснула руками.

На кухне столпотворение: соседи дают наперебой советы рабочим. Особенно стараются Сыркина Алевтина Васильевна и толстяк с бритой головой, Яковлев Максим Федорович.