Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Что возьмем с собой в дорогу?

— Я надеюсь на твой вкус. Считай, обед и ужин у нас с тобой в поле. — Сергей забыл на время о своих карманах и старательно складывал карту. — Тушенку не забудь, от Тосиных конфет, варенья и сгущенного молока у меня живот прирос к спине.

— Поняла.

У Веры подгорел лук на сковородке, и из кухонной палатки с черным закопченным верхом несло чадом. Я шагнула в сизое облако дыма. На ощупь нашла коробки с продуктами.

— Вера, ты живая? Подруга, я беру две банки тушенки, банку с завтраком туриста. — Железные банки, ударяясь друг о друга, прокатились по дну рюкзака. — Запишешь еще две пачки галет и сухари.

Толстушка вышла ко мне из темного угла, вытирая рукой слезящиеся глаза, громко чихая.

— Ты идешь в маршрут? — Вера недоверчиво наклонила голову, пристально всматриваясь мне в лицо. Сокрушенно вздохнула. — Два раза просилась в маршрут, не берут. На кого забор писать? На Александра Савельевича?

— На меня. Давай я распишусь в твоей бухгалтерии. — Я не хотела называть имя Сергея, хотя это было по-детски наивно. Вера через минуту увидела бы меня вместе с ним.

— А я думала… — повариха тяжело вздохнула, посмотрела на меня с жалостью, не договорив, оборвала начатую фразу. — Девчонки говорили про тебя… Думала, что тебя не возьмут. Ты должна канавы копать.

— А ты не думай. Я с Сергеем иду!

— С Сергеем? — Верины щеки опали. Притворной улыбкой ей не удалось скрыть свою злость. На лбу и кончике носа засверкали капельки пота.

Мне даже стало жалко толстушку.

— Верусь, ты не ревнуй! — Я помахала рукой на прощание. — Вечером получишь своего ненаглядного по расписке, живого и невредимого.

Повариха что-то сердито проворчала, но я не разобрала ее слов.

Мы с Сергеем быстро шли к горе. От камералки к Главному, к его скалистым вершинам, пробита тропа. Она проглядывала в заболоченной низине, среди моховых кочек и бугров.

Под ногами шлепала черная торфяная вода. Верхний слой земли чуть-чуть оттаял. То и дело попадались куски льда, а за большими глыбами с северной стороны лежал спрессованный снег с осевшими застругами.

Сергей ходко шел впереди, не беспокоясь обо мне. Ни разу не оглянулся и не заговорил. Невольно припомнились походы с Александром Савельевичем, его предупредительность и забота.

«Не хочет разговаривать — его дело, но ждать меня обязан, — с обидой думала я. — Больной-больной, а летит вперед, как вездеход. Куда только радикулит его делся? Привязать бы к каждому его сапогу по большому камню».

Я вспомнила картинку из детской книжки, где нарисован скороход с гирями на ногах. Улыбнулась. А радоваться мне нечему. Дела совсем не радовали. Старалась не думать об Александре Савельевиче и Свистунове. Куда мне деваться после увольнения из отряда? Домой ехать нельзя! Один путь: к моим попутчикам по поезду. Они обещали устроить меня, если это потребуется. Иван Сидорович, Тамара и Елизавета Прокофьевна — каждый звал к себе.

Мне не с кем посоветоваться, излить душу. Вере я не могу открыться, она обрадовалась бы моему горю. И вообще я стесняюсь признаться девчатам. Как они еще отнесутся? А если хорошо разобраться в случившемся, то виновата я сама. Доверчивая я слишком. Дернуло меня искать Бугра!

Начался новый подъем, и тропа пропала на щебенке и торчащих зубьях камней. Главный подымался перед нами, медленно вырастая, по мере того как мы приближались, огромный и величественный, с врезанными в синеву черными зубцами, перечеркнутыми тенями и белыми языками снега.

Темные дождевые тучи опустились и медленно ползли по вершинам. Острые пики рвали облака, и ветер трепал лоскутки. Впереди между камнями мелькнул обмелевший ручей. Солнце еще не успело растопить в горах снег и льды, схваченные утренником, и вода чуть-чуть слезила по дну.

Я решила, что ручей должен стать проверкой отношения ко мне Сергея. Если не остановится и не подождет меня, я буду знать, с кем имею дело. О человеке судят по его поступкам!

Геолог дошел до ручья и, не оглядываясь, зашагал вверх. «Ну и друг, — разочаровалась я. — Что Вера нашла в нем хорошего? Эгоист самый настоящий!».

— Сергей, подожди! — закричала я недовольно. — Ручей надо переходить. Мы с Александром Савельевичем на западном склоне работали.

— Нет, Анфиса, пойдем вдоль русла. Полазим по горушкам. Надоели мне дайки. Ручей должен перерезать где-то рудное тело или притащить хороший образец. Как ты думаешь? Боб Большой всегда спрашивает: как ты думаешь в данном разрезе? Александр Савельевич хвалил тебя за сообразительность.

— Не знаю.

— Тогда меня слушайся.

— Значит, мы не будем на Главном?

— Не полезем. А почему он Главный? Всего маленькая горушка.

— Александр Савельевич тоже назвал горушкой. А мне обидно. Это Главный, — я показала вытянутой рукой на красноватую гору. — Справа — Скалистый. Посмотри, зубцы у него, как пилы. А сзади наших палаток — Братишки. Так я их зову.

— Братишки — хорошо! — Сергей заливисто засмеялся. — А ты не устала, сестренка? Я привык ходить быстро. Тося на меня не жаловалась?

— Нет.

Сергей замедлил шаги. Мы двигались вдоль ручья по гремящей гальке, обходя большие камни и, преодолевая глубокие заводины. Под водой на течении белели обкатанные голыши, красные глыбы гранита и мрамора.

Ручей не прогрыз выступ горы и повернул к Скалистому. Геолог часто останавливался. Молотком старательно бил по камням. Внимательно изучал острые сколы, прожилки и вкрапления.

И снова мы в пути. Поднявшись по осыпи к острой скале, начали подъем по крутому желобу пересохшего ручья. Дорогу перегородил крутой снежный склон.

— Держись, Аникушкина! — приказал Сергей, протер рукой обледенелый край. — Полезешь за мной. Только не смотри вниз. — Он прижался к белой стене и носком резинового сапога выбивал ступеньку. Вторую ступеньку он выколотил молотком для правой руки.

— Мы с тобой, Сергей, скалолазы! — грустно пошутила я, вся дрожа от страха. — Штурмуем высоту!

— На маршруте кем только не побываешь, — отозвался геолог и впервые приветливо улыбнулся. Поправил на голове накомарник. — Но чаще всего становишься вьючным ишаком. Разве сосчитать, сколько на своем горбу образцов за рабочий сезон перетаскаешь.

Я лезла вверх за геологом. Черные каблуки его сапог торчали козырьками над головой.

Кусочки отколотого льда и снега сыпались на меня, иногда, попадали за воротник, таяли на спине. Я ежилась, вздрагивала, но терпела, боясь сделать неосторожное движение. Каждую секунду могла сорваться с крутого склона.

Вдруг, подняв голову, я не увидела над собой черных каблуков: Сергей уже вскарабкался на стену. Протянул мне руку. С его помощью я оказалась наверху. Облегченно вздохнула и растянулась на камнях.