Евгений Воеводин - Понедельник — пятница

Он не сразу заметил, что тут же, на столе, лежал еще один — маленький листок бумаги.

P. S. Возможно, то, что тебя вызвали в милицию и что ты так разволновался, теперь для тебя будет несущественно, и я освободила тебя от дальнейших волнений. Ничего плохого в этом смысле я не сделала. Я испугалась только того, что ты на самом деле можешь увезти нас с Аленкой в Архангельск или куда-нибудь еще — ты это сделал бы для меня, а я не хочу. Нет, я ни в чем не обвиняю тебя, разумеется, но, может быть, я смогла бы пересилить себя…

Ни о чем этом, конечно, Галя не знала. После поездки в пионерский лагерь она ни разу не видела Храмцова и не стремилась встретить его. Человек любит свою семью, и я не имею никакого права мешать этой любви. Что из того, что у него с женой какие-то неурядицы, — в редкой семье мир да покой. Пройдет. Она начала гнать от себя даже мысли о Храмцове — она была уверена, что это будет легко сделать, она заставляла себя верить в это — и ничего не получалось. Она уже привыкла думать о Храмцове с легкой и неопасной сердцу печалью. Пройдет! Это просто вроде чуть затянувшейся болезни. Пройдет… На работе никто ничего не замечал, и то слава богу. Даже Генка Брукаш — и тот, должно быть, забыл о разговоре в автобусе.

…Весть о том, что сменилось начальство, принес в бригаду Генка. Парень уже знал все и всех и бог весть какими путями оказался в курсе перемен, происходящих здесь, в районе.

Диспетчером района назначили того инженера из Одессы — Гущу. Галя подумала, что в этом есть и ее доля — ведь первой-то на Дмитрия Ивановича обрушилась она! — и все-таки ей было жаль Дмитрия Ивановича. Будто подсидела человека. Она испытывала какое-то чувство своей вины перед Дмитрием Ивановичем и немного успокоилась лишь тогда, когда узнала, что старый диспетчер переведен в управление порта.

Гуща вызвал ее к себе чуть ли не через два дня.

В знакомый кабинет она вошла не без робости. Там уже было несколько человек, в том числе дядя Зосим, еще двое знакомых бригадиров; остальных она не знала. Байков кивнул ей, и Галя села рядом. Гуща поглядел на нее через толстые стекла очков — взгляд у него был холодный, неприятный, изучающий.

— Вы Калинина? — спросил он.

— Да.

— Какие у вас есть замечания или пожелания по работе крановщиков?

— Никаких… То есть одно… — Галя растерялась оттого, что новый диспетчер встретил ее вопросом, к которому она не была готова. Смущал ее и этот взгляд в упор. Казалось, новый диспетчер хотел сказать: что же ты? Шуметь шумела, критиковала, а как дошло до серьезного разговора, так язык узелком заплелся? — Крановщики у нас разной квалификации, — сказала она. — Отсюда и нарушения разные.

— Конкретно.

Этот тон и этот взгляд вдруг разозлили ее. Словно бы они, бригадиры и рабочие, виноваты, что время от времени работа не идет, и вот новое начальство начинает выискивать виновных.

— Я же сказала, что крановщики у нас разной квалификации. Но это не так важно, как сама организация работы.

— Я не спрашиваю вас об организации, товарищ Калинина. Вы больше ничего не можете сказать? Тогда вы свободны.

Она вышла, не попрощавшись. Лицо у нее горело. И только на улице, на ветру, почувствовала, что начала приходить в себя. Мальчишка, а играет в большое начальство. При чем здесь крановщики? Ну, не всякий может работать так, как она сама или еще пять-шесть крановщиков в районе, — не в том дело. Новый диспетчер ясно дал понять: не суйся, куда тебя не просят… Галя с досадой повернулась и пошла обратно.

Гуща не удивился, что она вернулась. Удивился Байков.

— Ты чего, елка-палка? — шепнул он.

— Надо, — ответила Галя.

Она сидела и слушала, о чем говорили бригадиры и те, незнакомые: «Своевременная подача грузов… Техники то не хватает, то без дела стоит… Задержки со стороны складских тальманов…» Гуща ничего не записывал, только крутил пальцами толстый красный карандаш, ставя его перед собой торчком или сжимая так, будто старался сломать пополам.

— Вы что-то вспомнили, Калинина?

— Да, — сказала Галя. — Вспомнила старого диспетчера. Он тоже не любил, когда я с ним говорила о работе вообще.

— Я это знаю, — кивнул Гуща. — Но знаю также, что вы лучше знакомы с техникой, чем с организацией труда. Так ведь?

Гале почудилось, что Гуща говорит с ней иначе — уже мягче, и, конечно, он прав, что она лучше знакома с техникой. Это успокоило ее. Гуща смотрел не испытующе, а словно бы подбадривая. Остальные же просто уставились на Галю с любопытством: что за бешеная баба? Убежала, прибежала, начала спорить, а ничего толкового так и не смогла сказать.

— Если вас интересуют крановщики, — сказала она, — то, я думаю, научить работать можно любого. Главное — дисциплина. У нас иногда мужчины под хмельком работают.

Гуща положил на стол карандаш. «Как будто впервые услышал», — подумала Галя.

— Или вчера Брукаш тормозил кран вместо ножной педали контртоком, а ноги в форточку высунул…

— Как это — в форточку?

— Да вот так. Как американец какой-нибудь. А вы же знаете, что от такого торможения выходят из строя подпятники крана. У нас в прошлом году так были испорчены три подпятника и три карданных вала. На каждый ремонт ушло по две недели, итого — двенадцать недель, три месяца!

— Почти три месяца, — уточнил Гуща, заглядывая в какую-то бумажку. — А обсуждались ли виновные на рабочих собраниях? Нет. Вот вы лично, — он поднял карандаш и показал им на Галю, — выступали против нарушителей? Тоже нет. Значит, все видим, все замечаем — и помалкиваем?

Галя не ответила.

Вчера она поднялась на кран, на котором работал Брукаш, и просто взяла его за ухо.

— Слезай.

— Чего?

— Слезай, говорю, идем.

— Куда идем?

Внизу ребята поднимали головы, не понимая, почему остановился кран. Галя подвела Генку к борту судна и позвала Байкова. Дядя Зосим сошел на берег и вместо того, чтобы сказать Брукашу несколько соответствующих слов, накинулся на нее. Дескать, с ума сошла — прекратить подъем? Не могла до перерыва обождать, елка-палка?

— Значит, не могла, — сказала Галя. — Снимайте его к чертям с крана. Я за двоих справлюсь. Или пусть он один работает.

— Не дури, Галина. Время теряем.

— Лучше кран потерять?

Она настояла на своем. Брукаша бригадир все-таки отстранил.

Конечно, нельзя было сравнивать Гущу и Дмитрия Ивановича. Новый диспетчер явно превышал свои полномочия; в районе ходили слухи, что с самого начала Гуща сцепился и с начальником района, и успел пошуметь в партийном бюро — впрочем, слово «пошуметь» к нему не подходило никак. Он всегда был спокоен и резок. Но его приход стал ощутим почти сразу. Должно быть, еще тогда, когда Гуща работал в НТО, он и нащупал главную слабинку — организацию доставки и отправки грузов. Как он сумел наладить эту работу буквально за месяц, Галя не знала. Она видела главное — если теперь и случались задержки, то уже по вине бригад. Или погоды. В октябре начались ветры, грузить приходилось не кранами, а судовыми механизмами.