Евгений Воеводин - Понедельник — пятница

— Вы тоже едете?

— Да. А у вас кто — сын или дочка?

Галя огляделась, взглянула на женщин, собравшихся возле входа в Дом культуры, словно пытаясь определить, кто из них жена Храмцова.

— Дочка, — ответил Храмцов.

— А у меня подружка, — засмеялась Галя. — Такая маленькая и тоже рыжая. Соседка. Я ее в наш лагерь устроила. Родители у нее железнодорожники, все время в разъездах…

Она была оживлена — и ни тени прежнего смущения. Спросила, почему он едет к дочке с пустыми руками — ах, наверно, жена не доверяет?.. Он ответил, что едет один, а вот с подарками уж так получилось…

Только тогда Галя поглядела на него пристальней и увидела коричневые тени под глазами, осунувшееся лицо, мятый воротничок.

— Ничего, — сказала она. — Я поделюсь. У вас что-то произошло?

— Так, — пожал он плечами.

Появление Гали и то, что они поедут вместе и смогут провести рядом целый день, сейчас никак не обрадовало Храмцова. Пожалуй, он даже хотел, чтобы ее не было здесь. Придется разговаривать, о чем-то спрашивать, чем-то интересоваться, рассказывать самому… А он чувствовал, что внутри у него — пустота, вроде темного погреба, по которому идешь, растопырив руки и шаркая ногами, чтоб не споткнуться.

— Все-таки что-то произошло, — сказала Галя. — На работе?

— Нет.

— Ничего, — кивнула она. — Увидите дочку, погуляете по лесу… Вон, смотрите, чей-то дедушка с удочкой. Вы не любите рыбачить?

Храмцов не любил рыбачить. Просто не умел. В детстве баловался — таскал мелочишку в Шкиперской протоке. Последний раз, правда, пытался поймать акулу, но…

Галя ехидно спросила:

— Сорвалась, конечно? Во-от такая была?

Храмцов невольно улыбнулся. Нет, еще больше была та акула. Ходила вокруг приманки кругами, а приманка — здоровенный кусок мяса: кок расстарался и отвалил для такого случая. Крючок — с ладонь, леска — электрический провод, а вместо поплавка — ящик из-под консервов. Но акула так и не клюнула. Пустые консервные банки хватает, а здесь такой кусок…

— Потом все выяснилось, — объяснил Храмцов. — В тропиках на судах мясо промывают марганцовкой. Люди ничего, едят, а вот акула не захотела…

Галя смеялась, и Храмцов вспомнил, что точно так же над его «морскими» рассказами когда-то смеялась Люба. Сходство положений неприятно поразило его.

Нет, он не увлекается рыбалкой.

— А я хариусов ловила, — сказала Галя. — Знаете такую песенку: «Бирюса, Бирюса, течет, звенит на голоса…»? Вот в этой самой Бирюсе. Их там как селедок в бочке. Интересно…

— Вы что же, сибирячка?

— Нет. На строительстве была, на Абакан — Тайшете.

Храмцов подумал, что все-таки странно устроены люди. Еще несколько дней назад он хотел быть с ней — ходить, говорить, узнавать. А сейчас он спокоен. Даже равнодушен. Или это уже возраст? Чепуха! Скорее всего усталость. Не от работы, а от того, что произошло вчера. Просто он не может прийти в себя и от разговора с тем капитаном, и потом — с Любой. Слишком много для одного человека сразу…

— Поэтому я, наверно, не очень завидую морякам, — продолжала Галя. — Моряки не увидят того, что видела я. Не верите?

— Ну почему же? Охотно верю.

— Смешно, — сказала Галя. — У нас столовая была в Саранчете. Как ни придешь — в меню одни только рябчики. Надоели до одури, век бы их не видеть…

— Значит, воспоминания у вас в основном кулинарные?

— Всякие. Я с десантом в тайгу пошла. Кругом глухомань, медведи бродят. Деревья надо было растаскивать: железная дорога все равно с обычной начинается. Мошка налетит — свет белый не мил. Не кусает, а набивается всюду, сейчас вспомнить и то страшно. Работали в сетках, один парень не выдержал — сбежал… Там многие не выдерживали. А знаете, когда первый поезд пустили, даже мужики плакали в три ручья.

Храмцов поймал себя на том, что, слушая Галю, он все время пытался еще и еще раз уловить сходство, уже мелькнувшее было, когда она засмеялась. Но внезапно ему открывался совсем другой человек, не сбежавший, когда заедала эта самая мошка, ходивший в тайгу с десантом и плакавший, когда пустили первый поезд… Что-то очень большое, очень значительное почудилось Храмцову в ее жизни, и так же внезапно он подумал, что здесь надо не искать сходства, а удивляться противоположностям.

Подошел автобус. Они сели рядом, Галино плечо коснулось его плеча, и Храмцов неожиданно вздрогнул. Их лица оказывались совсем близко, когда они поворачивались друг к другу. На одном повороте автобус сильно накренило, Галя качнулась, и ее рука оказалась на руке Храмцова.

— Извините.

Да, моряки не увидят того, что видела она — тайгу, Саяны. Весной там цветут розовые ландыши.

— Впрочем, после Египта вас, наверно, ничем не удивишь?

Храмцов покачал головой.

— Если человек перестанет удивляться, — сказал он, — ему будет скучно жить. Вот я сижу и удивляюсь — вам.

— Мне?

— Да, вам.

— А чему тут удивляться? — не поняла Галя, и опять он отметил: нет, не кокетничает, не рисуется — действительно не понимает, чему удивляться.

— Сейчас вам этого не понять, — ответил он. — Как-нибудь при случае, после… А Египет — что ж? Интересно первое время, потом привыкаешь. Была работа, вот и все. По четырнадцать часов в день плюс африканская жара и ответственность.

Все-таки эта поездка и этот разговор как-то отвлекли его от тяжелых утренних мыслей и мрачного настроения. Он даже не заметил, как кончились пригородные поселки. Автобус шел быстро; в этот ранний час шоссе было почти пустым; изредка показывались «продуктовые» машины и легковушки с прикрученными к крышам палатками и надувными лодками.

— А знаете, что я сделал, когда вернулся? — спросил Храмцов. — Сел точно в такой же автобус и поехал за город. Один. Вышел возле какой-то рощи, завалился в траву и пролежал несколько часов. В небо смотрел, на березы, и ощущение было такое, будто заново на свет родился.

— Нет, — сказала Галя. — Когда я вернулась в Ленинград, у меня было иначе. Сидела у окна и гадала: какой поезд идет? Пассажирский? Товарный? У меня с детства была такая игра. Я у самой железной дороги живу… А ведь правда странно, что каждый человек по-разному воспринимает свой дом?

— Разумеется, по-разному, — согласился он. — Вы знакомы с Митричем? Он с женой сразу же в Заполярье укатил, в отпуск. Там чуть ли не в июне грибы начинаются, вот они и укатили к грибам. Две бочки привезли, солененьких.

Разговор был простым, неутомительным — и все-таки Храмцову казалось, что и он, и Галя словно бы ходят в этом разговоре вокруг да около чего-то такого, что им уже пора знать друг о друге. Он хотел знать, почему она одна, — не замужем? Наверно, была… А она, конечно, догадалась, что у меня с Любой не все в порядке, да и Митрич мог что-то сболтнуть. Но она не спросит об этом… А если все же спросит, отвечу или нет? Наверно, нет, потому что терпеть не могу мужиков, которые начинают хныкать и жаловаться на своих жен другим женщинам в явном расчете на жалость и ласку.