Владимир Мирнев - На маленькой планете
- Название:На маленькой планете
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Московский рабочий
- Год:1985
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Мирнев - На маленькой планете краткое содержание
На маленькой планете - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Да я, как вам сказать… — оправдывался смущенный Зубков.
— А никак не надо сказывать. Откуда-то сам?
— Из Москвы.
— Их ты! Врет, и не краснеет карточка. Из Москвы! Может, из Парижа? Их ты! Он из Москвы. А я, знаешь, откуда? Нет, не знаешь… То-то, милай. Я, может, из этого, вон из того самого… Понял? А он — из Москвы-и! Их ты! Пошли.
Мужчина повел Зубкова на берег и, все усмехаясь, качая здоровенной головой, повторял:
— Их ты, из Москвы. Их ты! Паспортина у тебя не бандитская, не похоже. Их ты! Из Москвы.
Спустя некоторое время, когда Зубков устроился рабочим на дорожно-строительном участке и, облачившись в спецовку, ходил с совковой лопатой ровнять кучи гравия на строительстве дороги, он при встрече с этим мужчиной тихо посмеивался и обязательно говорил:
— Их ты, горе-чекист.
— Я вот случай знаю, — отвечал серьезно мужчина. — Приплелся единожды к нам парень. Чем-то так себе парень, форсистый…
Они работали в одной бригаде, спали в одной палатке и неизменно вечером у костра сидели рядышком, и мужчина, имевший звучную фамилию Срубчук, тоже посмеивался, рассказывал на каждый случай какую-нибудь историю, будто бы случившуюся с ним, и все его огромное бледное лицо, плоское, с маленьким носом и такими же маленькими голубыми глазками, излучало доброту. Он нежно смотрел на костер, освещенные костром розовато-дымчатые деревья, и потихоньку покачивался, и бубнил что-то про себя, будто песню пел. Зубков глядел на ребят вокруг костра, Срубчука, высокое звездное небо и, чувствуя в теле приятную усталость, начинал думать о Лене, об их жизни, о будущем, и ему хотелось не такой жизни, какая у них, не мелочных разговоров, а хотелось, чтобы в их отношениях было нечто такое, может быть, значительное, может быть, просто доброе, участливое… Что хотел Зубков, он не знал. Лену он любил глубоко, таинственно, а всякая любовь таинственна и необыкновенна, и отношений она требовала таких же таинственных и необыкновенных, и только вот она, видимо, по своей простоте не могла понять его и поэтому устраивала ссоры, следила за ним, вечно наговаривала, и отсюда все то, что было… Любовь — это как звезда. А ссоры, мелкие, никчемные ссоры — это словно облака, закрывающие звезду. И горько становилось Зубкову оттого, что слишком много «облаков», закрывающих их звезду.
Работал ли Зубков на дороге, ходил ли с ружьем по тайге, ездил ли на экскурсию в Дивногорск, им все время владела тоска.
Однажды в воскресенье он выпросил у Ивана Срубчука ружье и направился на охоту. Было тепло, хотя в августе обычно уже ночи источали холод и чувствовалось по всему, что осень не за горами. С берез кое-где облетал лист, небо так пронзительно было голубым, что Зубков, отойдя на пригорок, под сосны, постелил телогрейку и лег. Что делать дальше? Он привык к людям, зарабатывал по двести пятьдесят рублей в месяц, нравилась ему и работа, и река, и тайга, но он, часто просыпаясь ночами, подолгу не мог уснуть, слыша, как тревожно, гулко, будто толкая его куда-то, стучит сердце. На соседней раскладушке храпел Иван Срубчук, храпел так, что воздух в палатке ходил ходуном. В прореху видны были звезды и темное небо, и звезды, казалось, шевелились и хотели о чем-то поведать Зубкову. Он выходил из палатки, осторожно ступая босыми ногами по мокрой траве, направлялся в тайгу, садился под дерево и долго сидел, глядя на небо, его мучили навязчивые мысли о Лене. И ему все казалось, вот-вот остановится на ясной и глубокой мысли, поймет ее и освободится от нехороших, тревожащих душу и, наверное, ненужных мыслей. Но что-то в тайге, в ее таинственной темноте было такое, чего он никак не мог понять. Он долго глядел и слушал. Из-за холмистого берега Енисея выкатывался краснобокий остроносый месяц и, подкрасив темноватым багрянцем воздух, задумчиво смотрел на Зубкова. И Зубкову вдвоем с месяцем было легче, будто тот мог понимать его мысли и сочувствовать.
Он лежал под деревом долго и уснул. А вечером вернулся в бригаду и на вопрос Срубчука, много ли дичи настрелял, ответил:
— Одну. Под названием любовь.
— Медвежью любовь к малине?
— Дурак ты, Иван Срубчук, тебе этого во всю жизнь не понять. Слушай, что ж мы, так и будем дорогу без конца и края прокладывать? Куда мы ее ведем?
— К заводу.
— Надоело мне на одном месте копаться, — лениво вздыхая, ответил Зубков.
— Эх, милай, я вот уже тридцать лет строю дорогу. И ничего, милай, ничего, Боря, строю и строю…
— Но ведь скоро дожди пойдут? Осень наступает, Иван Срубчук.
— Их, ну и что? Пойдут и пройдут. Так было всегда, всю мою жизнь. Это уж природа фардыбачит. Но природа свои штаны тоже сушит, в это время и мы, милай, посушим.
— Штаны, штаны! — разозлился Зубков. — Какие штаны? Скажет… Шта-аны! Сейчас вон ракетами эти тучи могут в минуту разогнать.
— Ракеты, Боря, это хорошо, но ракета заместо лопаты не сможет. Это тебе, их ты, говорит Срубчук. Вот и вся тут премудрость, Боря-Боренька — я не тетенька.
— Мудрость карася, — язвительно проговорил Зубков.
— И так, милай, бывает, — быстро согласился Срубчук, натянул валенки на свои ноги, потому что прослышал, будто от астмы нужно носить летом валенки, и так с тех пор и носит, и всем доказывает, что они ему очень помогают.
— Дядя Ваня? — спросил тихо Зубков, и сел на траву, и жалобно посмотрел на Срубчука, зная заранее, что задевает его самое больное место. — Дядя Ваня, а семья у тебя есть?
— Нету.
— Никого? А все ж ты когда-нибудь любил? В молодости, когда тебе было двадцать? Ты вон же какой здоровый был и сейчас даже не полысел, а у меня вон видишь… видишь, есть седые волосы, и лысею с левой стороны. А ты как же?
— А никак. Хотел жениться, а она — брык и ушла. А с тех пор я уже и не желал. Все одно — жизнь идет. Хоть так, а хоть и эдак. Воевать не успел, не пришлось. Мать мою убило, а отец, я даже не знаю, иде он. В земле, должно быть.
Зубков ничего не ответил. В его груди что-то со страшной силой давило, так давило, что все вокруг словно померкло, потеряло свои краски и тихо поплыло перед глазами. Зубков решил окончательно: надо уезжать отсюда. Или в Москву, или во Владивосток, где он поступит на рыболовную базу и поплывет в Антарктиду и увидит, конечно, такое, что потом, когда будет рассказывать, все ахнут. Своими мыслями Зубков решил ни с кем не делиться, а подать заявление и уехать, а если не будут отпускать с работы и уговаривать остаться, все равно уехать. А уж, предположим, из Индийского океана прислать сюда письмо. И все, конечно, будут качать головами, тайно завидовать и говорить, что в нем, в Зубкове, всегда было заложено нечто такое, всегда их восхищавшее, что, мол, он был не как все. Кидать лопатами, скажут, он мог, кидал не хуже других, но ведь десять лет молодой парень учился не для этого.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: