Вениамин Тихомиров - Небо закрыто льдами [Документальная повесть]

Поговаривали ребята, что не обошлось тут без деревянного человечка. Может, и так. Не знаю.

Совсем недавно Савельев попрощался с лодкой, отслужив положенный срок. Уехал в тот самый город, где учится в институте Люба. Поступил в тот же вуз. Теперь их жизнь должна, по всем приметам, одним курсом идти. Как тут не порадоваться за друга!

А Буратино так и остался у нас на лодке. Вася, уезжая, сказал:

— Оставляю вам, ребята, на счастье! Может, сгодится кому…

Вот и вся история…

А Буратино, пройдя сквозь все преграды подледной трассы, побывав в глубинах самого холодного на земле океана, посетив вершину планеты — Северный полюс, продолжает нести службу на подводном атомоходе.

Счастливого плавания тебе, веселый человечек!

Были, конечно, и неудачи — техника есть техника, и у нее тоже есть свой пенсионный возраст, и не всегда выдерживает она большие напряжения.

Однажды вышел из строя циркуляционный насос — агрегат ответственный, на нем в походе лежит большая нагрузка. Командиру лодки об этом доложили в полночь. Кончались еще одни сутки подледного плавания.

Жильцов выслушал доклад капитан-лейтенанта Шурыгина молча.

— Работы на несколько часов хватит…

— А если отложить до завтра? Терпит?

— До утра можно, конечно… — Шурыгин не хотел преувеличивать опасность поломки.

— Людей не хочется поднимать. Недавно только с вахты сменились…

— Люди на месте. Узнали — и сами явились.

— Что ж вы издалека-то начинаете?

— Уже и работы, видимо, начались… — Капитан-лейтенант сказал «видимо» лишь для того, чтобы успокоить командира.

— Тогда продолжайте, — облегченно вздохнул Жильцов.

А в это время в отсеке, длинном и низком, уже вовсю шла работа. Руководили старшины Воробьев и Метельников. Оба Николаи. Только что закончилось вскрытие внутренних деталей насоса. Матрос Григорий Вьюхин, непосредственно снимавший крышку, первый обнаружил треснувший подшипник.

— Все ясно, — облегченно сказал он. — Разрешите действовать, товарищ старшина, — обратился матрос к Метельникову.

— А ты не торопись, Вьюхин. Подумай, проверь… Почему на подшипнике трещина? Может, еще что найдешь — более существенное. Еще раз проверь.

— Есть проверить еще раз!

Опять полез Вьюхин внутрь коробки насоса. Ему помогал матрос Алексей Ильинов.

— Так и есть, товарищ старшина, барахлит одна гайка. Резьба сорвана. Зазор образовался. Болт вибрирует.

Старшина тут же распорядился:

— Гайку поставить новую. Осмотр продолжать.

— Людей маловато, — обронил как бы невзначай Шурыгин. — А то бы мы быстрее управились. Ильинов, сбегай в кубрик. Кто из наших сменился с вахты, пусть сюда подойдут.

На пороге отсека Ильинов. лицом к лицу столкнулся с Резником и старшиной Кожуховым.

— Ты же только что с вахты, Володя! — Ильинов удивленно смотрел на приятеля.

— Не спится что-то, — смущенно улыбнулся Резник. — Дай, думаю, загляну к ребятам — узнаю, как у них дела идут. Не успел с койки спрыгнуть, смотрю — Кожухов поднимается. Вот и пришли.

— Давай становись тогда…

…До истины докопались сообща. Нашли, почему раскололся подшипник. Одна из деталей была перекошена, центр тяжести сместился, это и привело к поломке.

Рассказывать об этом просто: проверили, нашли, исправили. На самом деле все это не так. В заводских условиях специалисты тратят на такую работу по нескольку суток. В распоряжении моряков было всего несколько часов. В отсеке жара, пот по лицу — перекуры исключены. Платком вытереться некогда — время торопит.

К утру циркуляционный насос был отремонтирован. Работу принимал Тимофеев. Несколько раз заставил запустить и остановить насос. Менял нагрузку. Прислушивался к шумам работающего механизма. И все время спрашивал:

— Муфту сменили? Клапаны тщательно проверили?

На каждый вопрос требовал подробного, обстоятельного ответа.

— В технику надо верить, как в самого себя, — как бы подводя итог, говорил он. — И знай ее тоже, как самого себя. Тогда будет порядок!

Неожиданно в отсеке появился адмирал. Видимо, командир доложил ему о поломке. Командующий молча выслушал доклад Тимофеева. Подошел к одному из маховиков, повернул вправо, влево, потянул чуть-чуть на себя. Отошел в сторону.

— Включите!

Прислушался к работе мотора.

— Шум правильный.

В отсеке уже было все прибрано. Кругом чистота.

— Молодцы, ребята. Так и командиру скажу.

Главный старшина Леонид Шинкарев подошел к Тимофееву.

— Разрешите обратиться к вам по личному вопросу.

— Слушаю тебя, Шинкарев.

— Хочу попросить у вас рекомендацию в партию. Кандидатский стаж у меня истек на днях.

Тимофеев помолчал раздумывая.

— Рекомендацию я тебе дам. Служба твоя на виду. Ты, я знаю, не подведешь. Но у меня есть замечания к товарищам, которые несут вахту рядом с тобой. Где же твое влияние? Рядом с коммунистом-отличником не должно быть равнодушных к службе. Ты только правильно меня пойми, Шинкарев.

— Понял…

— Рекомендацию дам. Зайди часа через два…

…После побудки в кубрике появился свежий номер боевого листка. Он был посвящен морякам, успешно выполнившим ночное задание.

Утренний чай в тот день оказался торжественным. Сначала поздравляли «именинников».

А потом произошло вот что.

По корабельному радио передали: лодка пересекла восемьдесят пятую параллель. Мы вышли на самые ближние подступы к Северному полюсу.

Сначала на кубрик обрушилась звенящая тишина. С минуту все соображали. Слишком радостным и неожиданным было это сообщение.

— Даешь Северный полюс! — первым крикнул Иван Кожухов. — Полундра, медведи!

И зашумел кубрик, разобравшись окончательно, в какую дальнюю даль мы сумели все-таки добраться.

— Скоро будем и там!

— В хоккей бы на тамошнем льду попробовать…

— Ура-а!..

— Нет, только подумайте, братцы! Сколько людей погибло, так и не добравшись до этой восемьдесят пятой!..

— Письмо бы послать отсюда, — мечтательно вздохнул кто-то, — порадовались бы дома за нас!.. Жаль, почты поблизости нет. Красивый бы штемпель на конверте получился!

Письма, письма…

О них мне хочется сказать особо.

Знали бы наши матери и жены, невесты и друзья, чего стоит нам ожидание этих писем. Дома, на берегу каждый день донимаем мы корабельного почтальона: «Нет ли весточки?» И всегда кошками скребет по сердцу его язвительное: «Пишут еще…»

Все, от кого зависит быть матросу веселым или грустным, задумчивым или жизнерадостным, счастливым или несчастливым, пишите нам чаще!