Аркадий Минчковский - В наши дни

Он стоял, повернувшись к ней спиной. Засунул руки в карманы брюк и смотрел в окно. Помолчав, глухо сказал:

— Что я могу?..

В этих его словах послышалось ей то, что теперь твердила она про себя, о чем и раньше думала. Одной ей за все отвечать, одной.

Как-то неуверенно Вадим все-таки спросил:

— Может быть, мне не ехать?

И, повернувшись к ней, посмотрел так, словно говорил: «Хочешь, останусь, но чем я могу тебе помочь, ну чем?»

— Твое дело, — ответила Валя. — Собрался — поезжай.

Он сел рядом с ней на диван. Теперь молчали оба. Нет, не мог он ее ничем утешить. Знала это она не хуже его.

Спросила:

— Когда едешь?

Не поднимая головы, он пробормотал:

— Послезавтра. Билеты уже есть. Не один я, с парнями.

Валя встала. Ноги были словно ватными, она еле держалась.

— Счастливо, — проговорила она.

Не зная, как это принимать, Вадим сказал:

— Я тебе напишу. Сразу напишу.

— Иди, — сказала она. — Мама скоро вернется.

Вадим тоже поднялся с дивана. Она не смотрела в его сторону и опять услышала:

— Ва-аль, ты не думай…

Резко обернулась и почти крикнула:

— Что мне не думать, ну что, что?!

Он не знал, что отвечать, а она с внезапно явившимся спокойствием отрезала:

— Уходи, Вадим.

Ссутулясь, он пошел к двери.

Первым порывом Вали было бежать за ним, догнать на лестнице, схватить за руку: «Постой, не уходи!.. Как же я одна-то? Как мне жить теперь?» Но она не побежала, сдержалась и решила — будь что будет, а из сердца вычеркну.

Проснулась Валя от знакомого возгласа:

— Мамочки, приготовиться!.. Везем, везем!.. Кормить!.. Всем кормить!

Подумалось: неужели и к ней пристанут опять?.. Неужели не отстали, не поняли?!

Валя снова завернулась с головой в простыню и замерла без движения.

Скоро услышала, вернее почувствовала — кто-то подошел к ее койке. Она лежала не шелохнувшись, отвернувшись к стене. Тот, кто подошел, осторожно положил руку на ее плечо, прикрытое простыней. Валя стиснула зубы.

— Ну, ну, успокойся, — произнес мягкий женский голос.

Нет, это не был голос ни молодой, ни той шумной сестры. Послышалось — к койке подвинули табуретку. Потом рука осторожно и настойчиво старалась поднять простыню с Валиной головы, но Валя вцепилась в нее изо всех сил.

— Ну что ты, ну что?.. Душно же. Дышать тебе нечем. Не бойся. Давай поговорим.

Скорее из любопытства, Валя открыла лицо. Против нее на табуретке сидела женщина с худощавым лицом.

— Знаю, все знаю, — немного певуче и так тихо, что слышала только одна Валя, сказала, женщина в белой шапочке.

Это была доктор, та самая, голос которой Валя слышала утром, когда в палате говорили о ней.

— Что вам надо? — процедила Валя сквозь зубы. — Я ведь, кажется, уже все сказала. Не старайтесь, не уговорите.

— А я пришла не уговаривать, — не обратив внимания на ее грубость, продолжала докторша. — Тебя как, Валентиной зовут?

— Зачем вам?

— Как же говорить без имени, Валя! Меня, например, зовут Вера Акимовна.

Валя упорно молчала.

— Знаю, что ты одинока, — снова заговорила Вера Акимовна. — У тебя мама есть. Она ждет тебя дома. Не одну ждет — с внуком. Сказали ей, что родила ты легко. Ребеночек хороший, и ты здорова.

— Напрасно ждет, — отрезала Валя.

— Понимаю, но бывает, что и никто не ждет, а они не отказываются.

Что ей до других?! Валя старалась не глядеть на докторшу. И опять упрямо:

— Зря вы, зря слова тратите.

— А маму свою тебе не жалко?

— Мать тут ни при чем. Не возьму!.. Сказала ведь… Что еще от меня надо?..

— А ты не злись, Валентина. Не возьмешь ребенка — твое дело. Оформим юридически, и уйдешь домой, А сейчас не злись. Ты еще слабая, и нервничать тебе, вредно. Молоко горьким сделается.

— Незачем мне оно.

— Тебе не нужно — нам необходимо.

— Как это вам?

— Научим цедить, и твоему же ребенку пойдет.

— Не надо мне его.

— Значит, окончательно решила?

— Окончательно, — сказала Валя.

— Хорошо. — Докторша поднялась с табуретки. — Больше об этом говорить не будем. Теперь у меня к тебе вопрос: хочешь, чтобы ребенок твой выжил?

Валя молчала, ждала.

— Я тебя спрашиваю, Валя, хочешь, чтобы твой ребенок… Ну пусть не твой — наш, — хочешь, чтобы он выжил? Согласна ты нам помочь?

— Что вы еще от меня хотите, что вы мучаете меня?

— Ты должна его покормить. Один раз. Всего один раз, и все. Сейчас же, немедленно.

— Не стану!..

— Он в тяжелом положении, Валентина. Он может умереть. А если и выживет — будет хиленьким.

— Неправда!

Валя почти крикнула. Конечно же, ее обманывали. Хотели заставить. Но перед собой она увидела глаза пожилой женщины. Глаза, которые не могли лгать.

А докторша сдержанно продолжала:

— Он даже наверно выживет. Мы постараемся. Нам это в десятки раз труднее, чем тебе, но мы сделаем что можем, и ты его никогда не увидишь. Но разве тебе не хочется, чтобы он вырос здоровым?

Валя резко повернулась, уткнула лицо в подушку. Вера Акимовна все еще стояла возле ее койки. И тогда Валя опять метнулась в постели, скинула простыню и с решительным отчаяньем проговорила:

— Давайте, раз вам это так надо.

Новорожденного принесли удивительно быстро. Он не кричал, наверное еще спал. Сестра приблизила его к Валиной груди. Вера Акимовна опять оказалась рядом. Валя зажмурила глаза. Тяжеленькое, перепеленатое существо дали ей в руки. Валя его не видела, не хотела видеть. Лишь слегка приоткрыла щели глаз. Сквозь опущенные ресницы расплывалось красненькое пятнышко. Мягкими губами новорожденный ухватился за ее сосок и неожиданно засосал так жадно, будто делал это уже не впервые. Валя слышала его почмокивание и чувствовала какое-то необъяснимое облегчение и вдруг пришедший покой.

Через несколько минут сестра сказала:

— Теперь другую грудь, мамаша.

Ребенка переложили, и он, как ни в чем не бывало, принялся высасывать молоко из другой груди. Каким же он оказался ненасытным. Но другую грудь он сосал недолго и скоро оставил сосок, откинув головку.

И тут Валю внезапно охватила тревога. А вдруг ее обманули и сунули ей чужого ребенка? Может быть, такого, чья мать сейчас не могла кормить. Эта нелепая мысль заставила ее открыть глаза в тот самый момент, когда она уже должна была передать новорожденного в руки сестры.

Тому, что произошло дальше, стала свидетелем вся палата — освободившиеся от своих младенцев матери, сестры и доктор Вера Акимовна.

— Вадим!.. Вадим!.. — не помня себя, закричала Валя.

До чего же был похож на него этот крохотный человечек, с обмотанной, как у матрешки, головой. Никогда бы она не поверила, что бывает этакое сходство с отцом у новорожденного. У него был нос Вадима, рот и даже лобик.

Сестра еще не успела принять у Вали ребенка, а Валя теперь прижимала его к себе и, совсем не обращая внимания ни на кого, жарко шептала: